Небоскребы магов

— Олень!.. С какими рогами! Я таких здоровенных еще не видел…

Я всмотрелся, за кустарниками виднеется горбатая спина, никаких рогов, но испуганный олень вздернул голову, глаза огромные, непонимающие, ну что такого,

подумаешь, рога, хотя рога в самом деле великанские и с красиво загнутыми отростками, их там не меньше дюжины.

Фицрой заорал и пустил коня вскачь, пригнулся к его шее, и олень, все поняв, развернулся и ринулся прочь еще быстрее, так как на спине ничего, кроме прилипшего листка.

— Да зачем он тебе, — крикнул я безнадежным го–лосом, но сам знаю, уже такое не остановить, послал коня следом. — Ну олень, подумаешь…

Олень явно опережал, но, оторвавшись от пресле–дователей, забывал про нас, начинал щипать траву, а когда видел приближающегося Фицроя, испуганно бросался наутек, и снова мы неслись, как два дурака, за животным, хотя в любом селе можно за бесценок купить хоть барашка, хоть теленка, хоть кабанчика.

Но почему–то добытый на охоте ценнее, и мы мчались и мчались по моей земле уже в обратную сторону, на восток, я начал уставать раньше коня от бесцельности и дурацкости погони, когда в конце концов поля кустарника начали заканчиваться, а впереди поднялась и стала приближаться стена леса.

Я надеялся, что там на опушке погоня и закон–чится, вон как Фицрой горячит коня, стараясь успеть догнать, однако олень успел вбежать в лес, мрачный и дремучий, с плотно сдвинутыми друг к другу высокими деревьями, и там исчез.

Я издали рассмотрел непролазную чащу, начал придерживать коня, но Фицрой с азартом вломился следом за оленем, в зарослях вынужденно соскочил на землю и побежал, где–то пригибаясь, чуть ли не падая на четвереньки, где–то перепрыгивая упавшие стволы лесных великанов.

Я остановил коня на краю леса, крикнул:

— Эгей!.. Ты где?

— Он тоже застрял, — донесся отчаянно–радостный вопль. — Иди сюда, возьмем голыми руками. Запутался рогами!

Я вздохнул, покинул седло, конь посмотрел на меня со снисходительным презрением.

— Жди, — велел я, но на всякий случай набросил повод на крепкий сучок. — Мы скоро. Наверное…

Глава 7

Лес в самом деле торжествующе дремучий, цепкий, деревья толстые и настолько высокие, что вершины тают в сверкающем оранжевом небе.

Я пробирался с трудом, где–то протискиваясь, где- то перелезая, мелькнула за деревьями яркая одежда Фицроя, вдруг донесся его горестный крик:

— Ну что ты ломишься, что ты ломишься?.. Спугнул…

Я продрался ближе, Фицрой разочарованно показывал на белый зад мелькнувшего далеко впереди оленя.

— Видишь?.. Тебя увидел!

— А тебя не боялся? — спросил я. — Возвращаемся?

— Погоди еще чуть, — попросил он. — Что–то с этим оленем странное…

— Посмотрим, — сказал я, — лес тоже странный…

Некоторое время протискивались между деревьями.

Незаметно пахнуло свежестью, настоящим морским воздухом. Деревья впереди разбежались в стороны, я тихохонько охнул: впереди море, настоящее море… хотя нет, не море, а уютная такая бухта, даже бухточка, по берегам могучий строевой лес, абсолютно зеркальная гладь залива…

— Красота, — сказал Фицрой. — Озеро!

— Давай пройдемся по краю, — ответил я. — Как–то загадочно это… И маняще.

— Чем? — спросил я.

— Возможностями, — ответил я. — Возможностя–ми, которых никто не замечает.

Он хмыкнул.

— Не знаю, что за возможности ты увидел. Вообще- то их у всех полно на дорогах, только мало кто нагнется, чтобы поднять. А другие так и вовсе отпихивают ногами. Любые возможности означают риск и работу, а кому это надо? Все хотят жить, ничего не делая.

— Я тоже такой, — признался я. — Но сейчас воз–можности очень уж велики. И раз уж никто другой не желает взяться, посмотрю сам, вдруг что получится…

— Ты о чем?

— Сперва обогнем, — ответил я. — Вдруг это не озеро?

— А что?

— Бухта, — ответил я. — Чует моя душа, если она у меня есть, что это бухта…

— Что такое… бухта?

— Отросток моря, — пояснил я. — Тихий такой, ласковый, мирный…

— Вернусь за конями, — сказал он.

Бухта, широкая посредине, оказалась с достаточно узким горлышком: мы ехали по самому краю, конские копыта расплескивают воду, а тот берег все приближается и приближается, и когда между ними осталось водное пространство, через которое даже я смогу перекинуть камень, впереди послышался шум накатывающих волн.

Деревья здесь стоят настолько плотно, что мы ед–ва–едва протискивались между исполинскими ствола–ми, а потом пришлось покинуть седла и протаскивать коней за повод между множеством то ли корней, вы–лезших наружу, то ли веток, что опустились к грязной земле и коренятся там, превращая дерево в подобие огромного паука на множестве неопрятных лап, опущенного в воду.

Наконец стало так тесно, что коней пришлось оставить, привязав к корням, а сами протиснулись навстречу все более громкому прибою.

Море открылось во всей исполинской красе, бес–крайнее, сине–зеленое, что медленно становится оранжевым, как кипящее золото, мне даже не обязательно поднимать голову, чтобы увидеть, какое вышло солнце.

Волны катятся с величественной неспешностью, но Фицрой зябко передернул плечами.