Нечаянная радость

Мне было стыдно признаться, что меня, молодого и крепкого мужика, одолевает блудный бес, но все же я нашел в себе силы признаться старцу. И он мне объяснил, что есть два пути избавления от блудной страсти. Первый путь – это сочетаться законным освященным церковью браком. Но мне придется опять вернуться в мир, откуда я с отвращением бежал. Второй путь – это наложить на себя строгий пост и в молитвах взывать ко святому Моисею Угрину и Иоанну Многострадальному, которые помогают избавляться от этого греховного томления. И я выбрал второй путь, и сел только на сухари и родниковую воду. Я изнурял себя работой и молился этим святым, даже пробовал закапывать себя по грудь в песок, как это делал Иоанн Многострадальный. Все это не было мне в тягость, и результаты этих стараний были в мою пользу. И чтобы греховные помыслы не лезли в голову, я по совету старца постоянно твердил Иисусову молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго». И старец разрешил мне прекратить строгий пост.

Но через неделю, как говорится в Писании, я «аки пес» возвратился «на блевотину свою». Опять было сердечное покаяние перед старцем, стоя на коленях. Он положил мне на голову руку, вызвал отца Досифея и приказал ему принести из леса ягод святой мученицы Фомаиды. Вскоре инок принес ягоды, и вынув их из кармана подрясника, высыпал на стол. Все это время отец Власий не снимал своей руки с моей головы. Стоя на коленях, я слушал, как он молится святой девице Фомаиде. После этого я съел все эти бледно-розовые ягоды, и блудные мысли отошли от меня.

На следующее утро все насельники скита собрались у горного родника, чтобы совершить надо мною Таинство Крещения. Я не был спокоен, и тело мое сотрясалось от мелкой нервной дрожи. С трудом, запинаясь, я прочитал Символ веры, а после того, как отрекся от сатаны и плевал на него, повернувшись на запад, на меня напала неукротимая икота и кашель.

– Это хорошо, – говорил отец Власий, – мне видно, что бесы так и сигают из тебя. Крещается раб Божий Петр, – произнес отец Власий, погружая меня с головой в скальный бассейн трижды. – Во имя Отца. Аминь. И Сына. Аминь. И Святаго Духа. Аминь.

Я вылез из бассейна спокойный, с чувством необыкновенной легкости. Мне казалось, что я как воздушный шарик взлечу сейчас к белоснежным горным вершинам. Заметив мое состояние, отец Власий сказал:

– Это оттого, что вода крещения смыла все твои грехи от рождения и до сего дня.

Он надел мне на шею серебряный крест, сказав, что возлагает сей святой и животворящий крест во спасение души и тела и в жизнь вечную.

– И не снимай этот крест никогда, – добавил отец Власий.

– Только с головой, – ответил я.

В новой белой до пят рубашке меня повели в часовню и причастили Святыми Телом и Кровью Господней.

В конце лета пришел к нам брат Лазарь – монах из соседней Абхазии. Он поведал нам, что оставил Абхазию из-за начавшейся там войны между абхазами и грузинами. Страшное кровопролитие творится там. Убивают кого ни попадя, по лесам ходят банды не то сатанистов, не то уголовников, живущих по собственным законам, и если им попадаются монахи-пустынники, то они их без сожаления убивают, а кельи поджигают.

– Вы тут живете совсем рядом с Абхазией, они могут появиться и у вас. Так что нам надо остерегаться, а лучше бы уходить на север, в Россию.

После ухода брата Лазаря мы все обсудили и решили, что зимой по большому снегу сюда злодеям не пройти, а вот весной снимемся с места и пойдем в Россию, где открылось много новых монастырей, и в монахах большой недостаток.

Время шло, и я уже считался послушником и носил черный подрясник, скуфью и широкий кожаный пояс. Весь этот монашеский обиход, лишенный мелочности, суеты и недоброжелательства, постепенно входил мне в плоть и кровь, и я с радостью принимал его и чувствовал, что это то, чего мне не хватало в жизни. Зима здесь, в горах, была многоснежная, она приковала нас к кельям. Большого мороза не было, но снега выпадало столько, что мы едва успевали отбрасывать его от келий и расчищать дорогу к роднику. Дров запасено было много, и печки топились целый день. Братия, освободившись от летних трудов, предалась усиленному молитвенному деланию. Я продолжал жить у отца Власия в его келье, которую мы разделили перегородкой. Монах во время молитвенного делания не должен видеть кого-либо, чтобы не нарушать самоуглубления. По воскресеньям вся братия собиралась в часовне, и отец Власий на антиминсе служил Божественную литургию. Все мы пели полный обиход службы, и кадильный дымок из дверей поднимался к небу вместе с нашими голосами.