– Я спрашивал, хотите ли вы пойти со мной или предпочтете подождать в коляске.
– Конечно, конечно, я пойду с вами, – привстала Лида и, опершись на руку Протасова, сошла на землю, придерживая юбки.
К окнам здания липли любопытные физиономии, однако, когда господа вошли, их встретили поклонами. В ножки, как в старые времена, никто из крестьян не падал, однако поклоны были весьма почтительными, хотя Лида заметила, что молодые крестьянки исподлобья разглядывают ее кринолин, зонтик, шаль, шляпку и украдкой подталкивают друг друга локтями.
Интересно, сюда уже дошли слухи о том, что барин тайно обвенчан? Или нет? И за кого в таком случае принимают ее эти девушки с любопытными глазами? За невесту Протасова? За его любовницу?
Были ли у него не такие тайные, как Авдотья Валерьяновна, а явные любовницы, которые езживали с ним по деревням и интересовались ведением хозяйства?
Нет, главный вопрос такой: есть ли у него сейчас такая любовница?!
«Не буду думать об этом! – внушала себе Лида. – Я от этих мыслей с ума сойду!»
Да, можно было и в самом деле сойти с ума от того, о чем ты никогда в жизни не думала, но что внезапно стало для тебя важнее важного!
Тем временем Протасов провел Лиду через сени, и они оказались в комнате конторского служащего – худющего молодого человека с пегими волосами, одетого в коричневый сюртук и плисовые штаны. Он низко поклонился Протасову, метнув на Лиду любопытный взгляд.
– Кузьма Иванович, мой помощник, счетовод, агроном, инженер, – словом, мастер на все руки, – отрекомендовал его Протасов. – А это супруга моя, Лидия Павловна.
– Мои поздравления, – пробормотал Кузьма Иванович, имевший такой вид, будто Протасов только что стукнул его кулаком в лоб. – А…
Конечно, он хотел что-то спросить, но перехватил холодный взгляд барина и прикусил язык в буквальном смысле слова и даже сморщился от боли!
Как ни была напряжена Лида, ей стало смешно. Она еле сдержала улыбку.
– Зовите их поочередно, – велел Протасов, и Лиде показалось, что он тоже чуть не рассмеялся.
Кузьма Иванович высунулся в сени, и Протасов с Лидой обменялись веселыми взглядами, но тут же словно бы отдернули их друг от друга.
Кузьма Иванович появился в сопровождении долговязого увальня в кумачовой косоворотке, мявшего в руках шапку.
– Барин тебя слушает, Ефим, – сказал Кузьма Иванович.
– К вашей милости… жениться желаю, – застенчиво сообщил Ефим, глядя вроде бы в упор на Протасова, но не забывая коситься и на Лиду.
– Это ты хорошо придумал, – усмехнулся Протасов.
– Он не один такой, Василий Дмитриевич, – сказал конторщик.
– Ткачих ты привел? – спросил Протасов.
– Конечно, как велено было, – заверил Кузьма Иванович.
– Ну так зови всех!
– Входите! – крикнул конторщик, снова высунувшись в сени, и отпрянул, пропуская в комнату еще пятерых парней и пять молодых девок. Все они тотчас встали под противоположные стены, подперев их и то опуская глаза, то стреляя ими по сторонам, причем парни в замешательстве так усердно мяли в руках свои картузы и войлочные шапки, словно непременно решили изорвать их в клочья.
– А, ткачихи-лентяйки, – весело сказал Протасов, глядя на девушек, и они ответили ему такими счастливыми улыбками, словно он назвал их красавицами, умницами и непревзойденными рукодельницами. – Вот что хочу вам сказать. Давно сердит на вас, потому что известно мне: вместо того чтобы своим делом заниматься у ткацкого станка, вы по целым дням болтаете с садовниками, да огородниками, да конюхами, да другими молодыми ребятами. От самих от вас толку нет, да еще их от дела отвлекаете. Я решил выдать вас всех за крестьянских ребят, у которых нет невест. Вас тут пять – и их пятеро. Сами себе пару выберете или мне вас рассудить?
– Рассудите, барин Василий Дмитриевич, – вразнобой заговорили парни и девушки, так и шныряя взглядами по лицам тех, кто стоял напротив.
Лида тоже перебегала глазами с одного лица на другое, и ей казалось, что она в жизни не видела картины ярче, чем эта мгновенная смена выражений в молодых глазах: от растерянности до радости, от смущения до страстной смелости. Однако никто не делал попыток тронуться с места или заявить о своем выборе.
– Ну, извольте, – пожал плечами Протасов и, взяв за руку Ефима, подвел его к маленькой пухленькой девушке с льняной косой, которую она теребила ловкими пальцами ткачихи, словно это были не пряди волос, а нити утка или основы[69].
На двух молодых лицах выразилось откровенное разочарование, однако ни жених, ни невеста не произнесли ни слова поперек господской воли.
– Погодите! – воскликнула неожиданно для себя самой Лида, которая многое приметила, пока наблюдала за парнями и девками. – Погодите, Василий Дмитриевич! Вы бы лучше этой девушке присватали вон того паренька в синей косоворотке…
– Да-да! – радостно воскликнула маленькая ткачиха. – Он мне по росту подходит, да и вообще… А с этим долговязым я не справлюсь!