– Возьмите себя в руки. На вас лица нет! Вы даже подурнели.
«Что, он ослеп?! – обиделась Лида. – Или это нарочно? Он на меня все еще зол из-за Марфуши? Но какое значение имеет моя несчастная обмолвка по сравнению с гибелью дядюшки?!»
– Бестолковый народ! – воскликнул Протасов сердито. – Все следы затоптаны! Теперь невозможно понять, что произошло на самом деле! Полиции здесь делать нечего.
– Какие следы? – изумилась Лида.
– По которым можно было бы понять, что здесь на самом деле произошло! – Протасов взглянул на нее, как на дурочку. – Неужели не понимаете? Вижу, что нет… Ну, если вы читаете романы любовные, то я – криминальные предпочитаю, про великих сыщиков.
– Криминальные? – тупо повторила Лида.
– Ну да! Про Эдгара Аллана По слыхали? Про его сыщика Дюпена, про «Убийство на улице Морг»? А Уильяма Годвина читали – «Вещи как они есть, или
– И какие же выводы вы сделали сейчас? – спросила изумленная Лида.
– Какие-какие, – буркнул Протасов, отворачиваясь и снова распуская вожжи. – Странные… неутешительные… Однако их проверить надобно. Пошел, пошел, Альзан, да ходу прибавь!
Двуколка снова понеслась, но уже не с такой одуряющей скоростью, как прежде.
Лида озадаченно смотрела на сильную прямую спину Василия Дмитриевича.
Выводы? Она тоже сделала кое-какие выводы… Вот только с кем об этом можно поговорить, посоветоваться с кем?
Может быть, раскрыть душу Василию Дмитриевичу?
Лида не успела ничего решить – двуколка Протасова уже промчалась по березовой аллее и остановилась у дома, который еще несколько часов назад принадлежал Ионе Петровичу. Все окна были закрыты ставнями.
Первым, кого увидели прибывшие, был Касьян, который угрюмо сидел на крыльце, свесив голову ниже плеч.
Из раскрытых окон слышно было, как голосят бабы над покойником, но их вопли перекрыл возмущенный крик Протасова:
– А ты что здесь делаешь, негодяй?!
Касьян вскинул голову, вскочил, резко побледнев.
Протасов выскочил из двуколки, швырнув вожжи Лиде, видимо не вполне отдавая себе отчет в том, что делает.
Она их изумленно перехватила, и Альзан, как ни странно, не шелохнулся – видимо, тоже был изумлен.
– Тебя в полицию надо отправить! – закричал Протасов, подступая к Касьяну. – Или запереть, пока сами оттуда не приедут! Хоть послали кого-то в уезд, что здесь убийство произошло?
– Какое убийство? – угрюмо спросил Касьян, поднимаясь. – Что я такого сделал?
– Да ты что, ополоумел? – спросил Протасов, глядя на него ошеломленно. – Из-за тебя погиб господин Карамзин!
– Да не из-за меня, а из-за себя! – прохрипел Касьян, и слезы показались на его глазах. – Я в чем виноват, что они плохо держались? Что кричали – гони, гони веселей? Ну, я и гнал… А на повороте как повело вбок, аж о дерево шарахнуло, ну, Иона Петрович вылетели… и убились до смерти… – Голос его оборвался рыданием, он снова плюхнулся на крыльцо, уткнулся в колени, и плечи его затряслись.
– На повороте вбок? – прищурившись, спросил Протасов. – И о дерево ударило? А в какой бок-то? В левый или в правый?
Касьян поднял голову, повел глазами по сторонам.
– Дык в этот, – поднял он левую руку. – Мы ж в Спиридоньевку мчались…
– А коли так, значит, что? – спросил Протасов.
– А что? – с тревогой уставился на него Касьян.
– Коли так, коляска должна быть с правой стороны сломана? – предположил Протасов.
– А это с чего? – нахмурился Касьян.
– Ты же сам только что сказал, что коляску о дерево шарахнуло, тогда Иона Петрович и вылетел из нее.
– Ну да, – не вполне уверенно кивнул Касьян.
– Где она? В каретном сарае? В конюшне? Проведи меня туда! – потребовал Протасов. – Посмотреть хочу!
– Да на что там смотреть… – пробормотал Касьян, и лицо его вдруг сделалось белым как мел.
– Что вам надо, Василий Дмитриевич? – раздался вдруг истерический женский голос, ставни одного из окон распахнулись, и оттуда высунулась Авдотья Валерьяновна.
Лида узнала ее только по голосу: лицо распухло от слез, черное платье, слишком узкое для ее полного тела, сидело в некрасивую обтяжку, черные волосы висели космами.
– Что вам надо от Касьяна? Он не виноват! Он за своего барина голову на плаху положил бы… – крикнула она так громко, что Альзан прянул было в сторону, но Лида натянула вожжи что было сил, и конь снова ее послушался.