Нечаянная свадьба

– Я тоже намерен остаться, – проговорил Протасов, с какой-то особенной пристальностью всматриваясь в лицо Лиды. – Все решено. Мы заночуем здесь. Вам отвели комнату в мезонине, мне – внизу. Сейчас отчитывать покойного начинает отец Епифаний, после полуночи приду я, потом, под утро, разбужу вас, и тогда настанет час вашего бдения при покойном. Пока же идите наверх.

– Идите, дети мои, – перекрестил их священник и начал читать кондак[74]:

– Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная…

Протасов проводил Лиду к лестнице, ведущей в мезонин.

– Сейчас вам надо отдохнуть и набраться сил перед этим печальным чтением, – сказал он сдержанно. – У вас такой вид, словно вы заболеваете.

– Я прекрасно себя чувствую, только душа болит, – прошептала Лида. – Неужто Касьян все-таки виновен?! Что с ним будет?

– Думаю, его осудят и сошлют в каторгу, – холодно проговорил Протасов. – Спокойной ночи, сударыня.

– Спокойной ночи…

Она поплелась наверх, цепляясь за перила, слушая скрип ступеней под своими ногами и отчаянно желая, чтобы они заскрипели под ногами Василия Дмитриевича, который поднялся бы вслед за ней.

«Я сама не знаю, чего хочу! – в смятении думала Лида. – То ли не видеть его никогда, то ли не расставаться с ним…»

Однако, судя по шагам, Протасов прошел дальше по коридору, и вдруг девушке пришло в голову, что ему вполне могли отвести комнату Модеста Филимоновича, коли уж племянник Авдотьи Валерьяновны по какой-то причине не появился в Березовке этим вечером. А если так…

Возможно, трудно представить себе что-нибудь более нелепое, чем жена, которая желает подсмотреть за своим мужем, однако Лида сейчас этой нелепости не чувствовала. Мысль о том, что Авдотья Валерьяновна, которая не знала ни стыда, ни совести, может нагрянуть к Протасову, чтобы утешиться, – а может быть, порадоваться свободе?! – в его объятиях, не давала Лиде покоя. И первое, что она сделала, поднявшись наверх, это притворила дверь, в которой по-прежнему не было ключа (видимо, Феоктиста, похитившая его вчера, так и не удосужилась его вернуть!), и опустилась на колени возле кровати, уже привычным движением бесшумно открыв тайник и припав к нему.

Она ошиблась! На достопамятной оттоманке полулежал Протасов, но он был один. Свеча озаряла его задумчивое лицо. По нему пробегали тени, но отбрасывало ли их мерцающее пламя или какие-то тяжкие раздумья не давали Протасову успокоиться, Лида угадать не могла.

Она смотрела и смотрела, вслушиваясь в каждый звук, в каждый шорох, раздававшийся в доме, и больше всего на свете боялась сейчас услышать звук открывшейся двери и увидеть Авдотью Валерьяновну, которая входит к ее, Лидиному мужу… к своему любовнику… не то что башмаков не износив, в которых шла за гробом, в чем некогда Гамлет упрекал королеву[75], но и даже вообще шагу не шагнув еще за этим гробом!

Однако никто не приходил, и Лида постепенно успокаивалась. Однако, как выяснилось, время для этого еще не настало! Внезапно Протасов поднялся и, прихватив подсвечник, вышел из комнаты.

Лида замерла. Он что, не выдержал ожидания и сам пошел к Авдотье Валерьяновне?! Какой позор…

Дрожащими руками она принялась было закрывать потайное отверстие, как вдруг услышала, что ступени лестницы заскрипели под чьими-то осторожными шагами.

Лида так и подскочила, не веря своим ушам. Василий Дмитриевич идет к ней! Он идет к ней!

Кажется, во всю жизнь она не чувствовала себя такой счастливой, как сейчас, и этот неистовый сердечный трепет многое открыл ее неопытному уму. Сердце – такой учитель, наставлениям которого противиться невозможно, который мгновенно торжествует над уроками жизненного опыта, осторожностью, страхом и недоверием.

В это мгновение Лида поняла, что любит Василия Дмитриевича. И ей безразличны все резоны, заставившие его жениться над ней. Главное, что они дали друг другу клятву перед алтарем, перед Богом поклялись не разлучаться вовек! И он идет, идет к своей жене, он хочет утешить ее этой печальной ночью…

Чувствуя, как подкашиваются ноги от страха и счастья, она рванулась к двери и замерла, комкая концы шали, вперившись взглядом в медленно отворявшуюся створку.

И вот дверь распахнулась, мужчина переступил порог… и Лида едва не лишилась сознания от негодования, увидев перед собой не Протасова… а Модеста Филимоновича.

Что?! Да откуда же взялся здесь, как посмел явиться он, этот проклятущий «хлопотун беспутный»?! Его ведь не было ни за ужином, и даже комната его была отдана Василию Дмитриевичу! И куда же тогда подевался Протасов?!

От изумления Лида онемела, и Модест Филимонович проворно метнулся к ней и схватил за руки.

– Не кричите! – возопил он хриплым шепотом. – Же вуз ан при![76] Я здесь затем, чтобы сообщить вам нечто очень важное. Никто не знает, что я в доме, и ни одна душа не должна узнать об этом, если вы не хотите моей погибели.

– Вы очень рискуете, – наконец обрела Лида дар речи. – Сюда должен прийти мой муж…