Железный привкус во рту напомнил случай в детстве. Маленькая Ната с таким энтузиазмом облизывала насос, что Женя не удержалась и облизала единственный не обслюнявленный участок у самой ручки, во рту остался такой же вкус. Как корила Женю мама! Ты старшая, говорила она, и должна служить примером, а не обезьянничать за младшей сестрой.
Закружилась голова, мысли растянулись в тягучие, смоляные нити. У Ромки тоже был период, когда он всё нес в рот, словно хотел узнать, какой мир на вкус. Все так делают. Если сосредоточиться, то можно легко представить вкус каждого предмета. Обитое дерматином сиденье окажется кислым и будет немного прилипать к языку. Деревянные лакированные ножки будут твердыми и скользкими, а лак будет горчить на языке. Такой же вкус был у деревянных ложек с веселым хом-лом-ским узором. Какое смешное слово: хом и лом. Нет, не то, правильно будет хох-ло-ма. Смешно все равно. Женя хихикнула странным, не своим голосом, словно пискнула полураздавленная мышь.
У мыши были кишки, вспомнила Женя. Тоненькие, как красная с белым вермишель. Отец говорил, что мышеловка оказалась слишком сильной. Мама держала Женю за голову, чтобы она не смотрела. Голова не слушалась и все время поворачивалась обратно, смотреть на серое, красное и белое.
Мама хранила хохломские ложки в ящике стола. Ящик скрипел и застревал.
Столик в детском саду тоже горчил лаком. Ложки были желтые и черные, с красным глазком в середине, а стол был черным с красными цветами. Молочный суп тоже горчил, если Женя слизывала его со стола. Густая белая пелена молочного супа стала более плотной. Молочный суп залил все пространство, превратился в белесую, туманную пелену.
– Больная, что с вами? – спросила вампирская медсестра странным, булькающим голосом.
Туман, подумала Женя.
Где-то в тумане должен быть… ежик.
– Ло-о-шадь! – закричал ежик Ромкиным голосом.
– Рома, где ты? – беззвучно крикнула Женя. Рома молчал. Молчал и ежик.
Рома не умер, не умер, подумала Женя. Он где-то тут, в тумане. Надо его найти.
…Пахнуло жвачкой и нечищеными зубами. Женю подхватили чьи-то руки и куда-то повели. Шагать было неудобно, ноги постоянно приседали.
Когда Женя окончательно пришла в себя, горизонт загородил профиль медсестры. У нее оказался смешной вздернутый нос, идеальная бровь и потрясающе красивый лазоревый глаз в матово-фиолетовой дымке искусно наложенных теней. Не вампир она вовсе, догадалась Женя.
– Я уже сейчас могу сказать, что результат на беременность будет положительный, – усмехнулся профиль.
Женя улыбнулась непослушным, слегка онемевшим лицом.
– Анемией не страдаете? – спросила медсестра.
– Какое это имеет значение? – неожиданно ворчливо пробурчала Женя и удивилась.
Когда это она превратилась в своего отца и научилась отвечать на заботу ворчанием?
– В организме все имеет значение, – поучительно сказала медсестра, не обращая внимания на Женин тон, – беременные часто теряют сознание в первом триместре срока.
– Слава богу.
– Слава богу? – фыркнула медсестра. На ее лицо вернулось отрешенное, вампирское выражение.
– Я просто так сказала, – пробормотала Женя.
– Первая беременность? – спросила медсестра.
В таком возрасте, заплескалось в лазоревых глазах.
Женя растянула веко пальцем и вгляделась в медсестру. Сколько ей, не больше двадцати пяти? В двадцать лет всем кажется, что жизнь заканчивается в сорок. На самом деле в «таком возрасте» жизнь только начинается.
– Из трещины на асфальте вырос одуванчик, – пробормотала Женя, – я видела. Реку времени можно повернуть вспять.
Медсестра покачала головой и пошла за нашатырем.
Глава 39
За окном подслеповато щурились весенние сумерки. Ветер с Невы гнал по улице мусор и стучался в двери и окна. Алексей поцеловал Женю в макушку и осторожно, словно боялся вспугнуть, присел рядом.
– Что сказали на УЗИ?
В Жениной душе взвился крошечный ядовитый вихрь. Первое время они с Лешкой были вне себя от радости. Строили планы, купили справочник популярных имен, присмотрели в ДЛТ детскую кроватку, которая стоила как стиральная машина. Стыдно сказать, Женя воображала себя Спящей красавицей, которую разбудил поцелуй принца. Будущее выглядело сияющим и безоблачным. Это потом обнаружилось, что от долгого сна затекают ноги, атрофируются мышцы, а в душе навечно поселяется страх. А что, если все повторится снова? Кто знает, сколько им отпущено времени? Очередные, безжалостно краткие два года? Что будет, если она не справится? Если снова случится беда и она потеряет ребенка, точно так же, как когда-то потеряла Ромку?
– Все нормально, – сказала она, – сердцебиение есть, срок беременности девять тире десять недель.
– А с голосом что? – спросил он.
– А что с ним?
– Такое чувство, что я с роботом разговариваю.
Лучше с роботом, чем с истеричкой, у которой страх раздирает внутренности и липким потом сочится сквозь поры, подумала Женя.
– Ничего, привыкнешь.
– Ну-ну. – Алексей кивнул и всмотрелся в нее с интересом хирурга, который встретился с экзотическим, невероятно интригующим случаем.
– Не нукай, не запряг! – Женя воинственно вздернула дрожащий подбородок.