Нечестная игра

Папа хлопнул меня по колену.

– Пошли. Идемте есть, мальчики. – Но прежде чем он успел подняться с кровати, раздался звонок в дверь.

Мы все уставились друг на друга. Док давно сообщил, что не сможет прийти сегодня: у него встреча с агентом по недвижимости, цель которой обсудить планы на будущее в раю. Кто еще мог прийти к нам на ужин?

– Это могут быть соседи, – сказала мама, уже направляясь к двери. – Возможно, они хотят, чтобы мы присмотрели за их детьми.

Она исчезла, а Мика отпустил еще одну шутку о «глупом поцелуе», стоящем на паузе на экране. Я спорил с ним о трогательных моментах в фильме, пока папа смотрел и улыбался со стороны.

Мы все замолчали, когда мама вернулась в комнату.

Потому что она была не одна.

Я думал, что самое сильное мое переживание – образ Джеммы, преследующий меня во сне последние две недели. Но теперь, когда увидел ее вот так, стоящую в спальне моего младшего брата рядом с матерью, то словно превратился в птицу, сбитую в полете и ударившуюся о холодную, твердую землю. В мгновение я забыл, как дышать.

Джемма выглядела прекрасно.

Даже с опухшими и красными глазами, темными кругами, с опущенными узенькими плечиками и с волосами, собранными в беспорядочный пучок на голове. Она держала что-то в руке, и что бы то ни было, она вцепилась в это так, словно это единственное, что удерживало ее в этой комнате.

Казалось, целую вечность мы просто смотрели друг на друга. Мне хотелось прочитать ее мысли. Хотелось, чтобы она прочитала мои.

Хотелось бы мне разобраться в своих чувствах в тот момент.

Мне хотелось вскочить, заключить ее в объятия, поцеловать. Но я также хотел сказать ей, чтобы она убиралась к черту из моего дома. Было странно, как эти мысли боролись друг с другом, потому что я не мог понять, к какой из них я склоняюсь больше.

Джемма наконец прочистила горло, обводя взглядом комнату, и поняла, что привлекла внимание всей моей семьи.

– Простите, что прервала ваш семейный ужин, – сказала она хриплым и мягким голосом. – Я… я пришла сюда, чтобы дать тебе кое-что.

Я по-прежнему сидел на кровати, укутанный в одеяло – Мика с одной стороны от меня, папа с другой – и не мог пошевелиться, наблюдая, как Джемма осторожно пересекает комнату. Она протянула мне согнутый кусочек картона, который держала в руке, но тут же отступила, как только он оказался у меня.

Это был ее второй билет на завтрашнюю игру.

– На самом деле я не могу подобрать тех слов, которые следовало бы сказать прямо сейчас, – начала она, не сводя глаз с билета в моей руке. – Понимаю, что причинила тебе боль… что причинила боль нам обоим. Знаю, что сказала много того, чего не следовало, и не могу взять то сказанное обратно. Да и, возможно, ты никогда этого не забудешь. – Джемма поймала мой взгляд, изогнув брови. – Честно говоря, я понятия не имею, что еще предложить тебе. Не знаю, как далеко мы зайдем. Но… прошу лишь об одном – займи это место рядом со мной на завтрашней игре.

Я наблюдал за ней еще мгновение, а затем оторвал взгляд от ее глаз, чтобы снова взглянуть на билет. В это время мое сердце бешено колотилось в груди.

– Пожалуйста, ничего не говори прямо сейчас, – продолжила она. – Не торопись, обдумай мое предложение. И если ты не появишься завтра… я пойму. Правда.

Все слова застряли где-то между моим мозгом и ртом. Я не мог сформулировать ни одного. Не мог поблагодарить ее за то, что она пришла, или найти в себе силы вскочить с кровати и притянуть ее к себе. Я просто уставился на билет, переваривая слова и задаваясь вопросом, что, черт возьми, заставило ее прийти.

– Я оставлю вас, – прошептала она, отступая назад, пока снова не оказалась рядом с мамой. – Памела, прости, что зашла без предупреждения. Спасибо, что впустила меня.

– Всегда пожалуйста, дорогая, – сказала мама, и я почувствовал на себе мамин взгляд, хотя мой все еще был прикован к билету. Когда я не пошевелился, когда никто больше не сказал ни слова, мама заговорила снова: – Я провожу тебя.

Я не знал, как долго их не было, как долго я смотрел на номер секции 124 на билете, прежде чем понял, что Джемма вышла из комнаты. Распахнув глаза, я посмотрел на брата и папу, а затем выбрался из-под одеяла.

– Она уже ушла, сынок, – сказал папа, положив сильную ладонь мне на плечо, прежде чем я встал с кровати. – Она ушла.

Тяжело дыша, я осматривал дверной проем бешеным взглядом, а затем снова посмотрел на билет. Я все еще не мог говорить. Не мог думать. Ничего не мог делать, кроме как смотреть и моргать, и смотреть.

Вернувшись несколько минут спустя, мама прислонилась к дверному проему. Ее сочувственные глаза встретились с моими, и она попыталась слегка улыбнуться, но не получилось.

– Она принесла пирог, – сказала мама. – На десерт. Я положила его в холодильник.

Я кивнул, но по-прежнему не произнес ни слова.

Некоторое время все молчали, а потом папа прочистил горло.

– Итак… ты собираешься идти?