Нечестная игра. На что ты готов пойти ради успеха своего ребенка

Загрязнение воды, реактивные двигатели, ракетостроение, биология озер, биология океанов, биология ручьев, аэродинамика, астероиды – в общей сложности в лаборатории было представлено сорок четыре проекта.

Но работы Ксандера здесь не было. Наверное, в школе есть еще одна лаборатория, на другом этаже.

Выйдя из класса, он увидел бегущую по вестибюлю Эмму Кью. По ее красному лицу текли слезы. Ксандер пересек вестибюль и пошел за Эммой в следующий класс. Он отличался от всех остальных, казался почему-то более тихим. Играла музыка (виолончель), а на экране телевизора выступала юная гимнастка. Но здесь не было закономерности. Впечатление было такое, будто в этом классе учителя собрали все проекты, которые не знали, куда приткнуть. Все было такое… из категории «прочее».

Несколько взрослых отошли в сторону, и Ксандер увидел мистера Квинна. Тот уставился на трехстворчатый проект. Лицо его неподвижно застыло, правую руку он положил на грудь. Казалось, что он схватился за сердце. Левая рука безвольно висела.

Одним из любимых занятий Ксандера было пересматривать отрывок той партии, когда Михаил Ботвинник отвоевал титул чемпиона Советского Союза по шахматам у Саломона Флора (Ленинград, 1933 г.). Полную видеозапись этой партии найти было невозможно, но Ксандеру больше всего нравился момент в самом начале, когда Ботвинник смотрел на доску, выпятив губы, на его впалой щеке лежала тень, очки плотно прилегали к глазницам, так что больше напоминали защитные очки, чем очки для зрения. Лицо чемпиона было единым мозговитым шаром неподвижной сосредоточенности. Было ощущение, что раньше Ботвинник жил только ради этого момента. Что именно здесь начинается все, что он сделал потом.

Именно так выглядело сейчас лицо мистера Квинна, только очков у него не было. У него голова была того же типа, что у Ботвинника, а правая рука накрест пересекала верхнюю часть груди, сжимая ребра. Он был похож на насторожившуюся охотничью собаку, готовую сорваться в погоню за белкой. Даже подрагивал.

Трясся, как Фома Аквинский.

К отцу подошла Эмма Кью, разрушив колдовство. Он взял дочь за руку, глаза его бешено моргали.

– Что это значит, папа? – просила девочка, рассматривая проект. Озадаченная, она еще сильнее нахмурилась.

У Ксандера, наблюдавшего за тем, как Кью начинает осознавать поистине судьбоносное значение его открытия, забулькало в животе. Лоб девочки разгладился, лицо от удивления потеряло всякое выражение.

– Так вот ты где, – проговорил тихий голос позади Ксандера.

– Привет, – сказал он сестре и услышал, что, произнося эти два коротких слога, голос его дрожал, как руки у мистера Квинна. Линзы у мальчика разболтались. Скотч отклеился.

Они с Тессой смотрели на Гарета и Эмму Кью. На отца и дочь, жизнь которых менялась в эту самую секунду.

– Меня несомненно накажут, – сказал Ксандер. Тесса принялась снимать на телефон.

71. Роуз

«Кью с тобой?» — написала Роуз Гарету, быстрым шагом идя по школе с зажатым под мышкой проектом.

Спустившись на второй этаж, она столкнулась с Азрой.

– Ты не видела Кью? – спросила Роуз, запыхавшись.

– Нет, я как раз тебя искала. Бек забрал мальчиков, так что…

– А где Саманта? Это важно! – Роуз услышала в своем голосе скребущее отчаяние.

– Я только что видела ее и Кева, они поднимались с первого этажа.

– Покажешь где?

– Конечно.

Азра повела ее по вестибюлю. Не сговариваясь, они заглядывали в классы синхронно, одна – справа, другая слева.

В первом классе – ни Кью, ни Саманты. Во втором классе – ни Кью, ни Саманты. В третьем…

– Роуз! – позвала Азра и замахала подруге. – Они все здесь.

Роуз обогнула несколько родителей и детей и добралась до двери. Сквозь стеклянную панель она сначала увидела Ксандера, прижавшегося спиной к стене, и Лорен, нависшую над ним, вцепившуюся в плечи сына. Чуть дальше были Кев и Саманта. Они медленно подходили к Гарету. Тот стоял в дальней части класса, прижав к себе Эмму Кью. Девочка спрятала лицо, уткнувшись отцу в ребра.

У Роуз екнуло в животе. Она знала, что Кью расстроилась, но что-то в этой сцене было неправильно: женщина ощущала это кожей, хотела развернуться и улизнуть.

– Что происходит?

Азра без церемоний толкнула дверь.

Сначала глаза Роуз притянул большой экран, на котором юная гимнастка показывала впечатляющий набор упражнений на разновысоких брусьях. Знакомые арпеджио сюиты Баха для виолончели лились из динамика. На другом конце класса ее муж и дочь стояли перед чьим-то проектом. Выражение у Гарета было серьезное, почти похоронное.

Дверь снова открылась, впуская волну шума из вестибюля, и Эмма Зеллар ворвалась в класс. Ее губы сияли неизменной улыбкой, несмотря на присутствие опозоренной Роуз. Девочка вприпрыжку подскакала к родителям.

– А где мой проект, мама? Я никак не могу его… – Зи замерла посреди подскока. Один взгляд на угрожающе набычившегося отца – и вся радость ее слетела.