Потом в статье раскритиковали процесс отбора учащихся. Видимо (этого Роуз не знала), второй этап будет проходить под наблюдением внешней консалтинговой фирмы. Газета этого не одобряла, и в конце статьи академию громогласно охаяли как надругательство над ценностями демократии и равноправия в государственной системе образования.
– Ну?
Роуз уронила сложенную газету на колени.
– Что ты думаешь?
– Во-первых, результаты экзамена обоснованы, – сказала она. – Шансы хорошо сдать не у всех равны. Результаты теста систематические, а не случайные. Это азы статистики.
Муж посмотрел на нее поверх своей кружки.
– Ты думаешь как ученый. Но обычному родителю, чей ребенок не сдал, эта бумажка вполне запудрит мозг. А как тебе фраза про деньги корпораций? Я ни о чем таком не знал.
Роуз тоже не знала, но промолчала в ответ.
– Слушай, а так ли нам надо заставлять Эмму проходить через еще одно такое испытание? – продолжал он. – Тут такой клубок вражды.
– Естественно, есть вражда. Родители не любят, когда их детей оценивают, сравнивая с другими детьми. Если бы Кью не сдала, мы бы тоже это почувствовали.
– Я и теперь чувствую.
– Правда? – переспросила Роуз, чувствуя, что переходит к обороне.
– Вроде того. Ты видела, как она волновалась утром перед экзаменом. Едва притронулась к завтраку.
– Ну она не голодает, прямо скажем.
– Что ты сказала?
Под его взглядом Роуз отвела глаза.
– Просто… ничего, – пробормотала она, устыдившись.
Собралась вставать, но Гарет ухватил ее за рукав ночной рубашки, и жена осталась на шезлонге.
– Послушай, Роуз, – произнес он, переключаясь в режим чтения лекции. – Я хочу, чтобы мы друг друга понимали в этом вопросе. Эта школа… мне не нравится весь этот негатив. Просто посмотри, какая вчера была Лорен. Да она была просто раздавлена, и все из-за чего? Из-за того что Ксандеру, возможно, придется остаться в одной школе для одаренных, вместо того чтобы поступить в
– Да, но ты же знаешь Лорен, – возразила Роуз. – К тому же «Одиссея» влетает ей в копеечку, а Кристальская академия будет бесплатная.
– Как и все другие государственные школы. Кстати, Кью вряд ли будет страдать, если пойдет учиться в «Ред Рокс», как мы планировали раньше. В этом городе школы и так чуть ли не лучшие в стране, а от старшеклассников, например от Тессы, я слышу, сколько у них стрессов, пять административных проверок в год, постоянно тестовые работы. Зачем еще увеличивать этот стресс, отправлять ребенка в Кристальскую академию или подобную школу? Это будет пароварка внутри пароварки. Да и Кью так нравятся занятия с мистером Уилкинсом.
– С кем?
Муж нахмурился.
– Мистер Уилкинс – преподаватель программы для одаренных в школе Доннелли. Она занимается с ним уже два года.
– А, точно.
Гарет с постным видом поджал губы. Роуз почувствовала, как всего по прошествии двенадцати часов пламя вожделения охладилось до привычной ровной антипатии, которую она всегда чувствовала к мужу. «Быстро, однако», – подумала Роуз.
Она отодвинулась от Гарета, пытаясь вернуть самообладание.
– Может, спросим у самой Кью, чего она хочет?
– То есть?
– Насчет Кристальской академии и всех вступительных испытаний. Если она больше не хочет в них участвовать, не будем заставлять. А если хочет продолжать, пусть идет дальше.
– Ладно. – В голосе Гарета слышалось подозрение. – Но что, если…
– Кстати о птичках! – сказала Роуз, заметив дочку внизу лестницы. Девочка тащила за собой любимое шерстяное одеяло. – Привет, птичка! Иди к нам, – позвала Роуз в дверь.
Эмма Кью добрела до веранды. Спросонья она терла глаза тыльной стороной ладони. Девочка забралась к папе на колени и положила ступни на ноги Роуз. Ее нос кнопочкой задрался кверху, втягивая воздух.
Роуз взглянула на дочку по-новому. Одна из ее коллег, изучавшая нейропсихологию и в частности процесс познания у животных, утверждала, что мозг собаки способен различать практически бесконечное количество запахов. В носу собаки находится триста миллионов обонятельных рецепторов, тогда как у человека их всего шесть миллионов. Кью лежала рядом в пижаме, закутавшись в одеяло, и Роуз представила, как нейронные рецепторы дочери отфильтровывают данные из внешнего мира – тысячи перемешанных запахов улицы.
– Роуз.
Женщина посмотрела на Гарета.
– О чем ты задумалась?
«
– Об овсянке. Хочешь овсянки, Кью? – Роуз кончиком пальца коснулась носа дочери.
Кью попросила:
– Мне, пожалуйста, яичницу-болтунью с сыром и еще тост из белого хлеба, – сказала она и снова изящно втянула носом запахи. Девочка обернулась понаблюдать за белкой, которая скакала среди сорняков по их заднему двору размером с почтовую открытку.
– Ну вот, а пока мы не сели завтракать, – начала Роуз, – мы хотели бы кое о чем с тобой поговорить.
– Может, выбрать другое время? – предложил Гарет.
– Время для чего? – спросила Кью.
– Мы можем и подождать, – беззаботно ответила Роуз, но она знала свою дочь.
– Я не люблю ждать.