Густой толпой накидывались извозчики-троешники на пришедшего седока, желающего ехать в длинную путину от места до места так, чтобы больше уже нигде не торговаться и не искать новых желающих везти, не подвергаться неожиданным, безвыходным и обидным притеснениям. Один из толпы выделяется – это рядчик: он и торгуется, запросивши вперед невероятную цену. Сбавляя с нее с упорством по четвертаку и по полтине, он истощал терпение нанимателя и достигал того, что последний платил двойную сумму против попутчика, сидевшего с ним рядом в том же тарантасе. Сам рядчик не ездил – он только устанавливал цену по общему закону во всех сделках подобного рода: «Торговаться одному, а конаться (метать жребий) всем». Поедет с седоками тот, кто ухватился последним за самый конец палки или веревки, а всем остальным привелось слазить
с козел, уступать свое место и за то получать отступное, слаз, всегда деньгами и никогда выпивкой. Эта последняя сделка на вино не будет уже отступным, а зовется срывом, взяткой, именем ли`ток (литка), старинного могорцá (могорéц), переименованного теперь в магарыч (чаще употребительный при продаже лошадей). Магарычи обычно пропиваются, и если они выпиты, то и дело покончено; если же кого после них взяло раздумье, то тот уже опоздал. Говорится также: «Кто о барышах, а кто о магарычах» и «Барыш барышом, а магарычи даром», потому что и здесь, как и при других крупных сделках, иные наметавшиеся в ярмарочных и базарных торгах с магарычей так же расторговываются, а иные только лишний раз напиваются. Этот же самый слаз брал ямщик и в тех случаях, когда являлся единственным соперником, но имел перед собой товарища, которому везти сподручнее, так как он обратный, а потому сговорчивый. Выгоднее для этого охотника дать слазу, оставить себе хоть что-нибудь – все равно надо ему возвращаться порожняком, и притом совершенно даром: и маленькая рыбка на этот раз, по пословице, лучше большого таракана.Что ни поп, то и батька
Если суеверный народный обычай при встрече со священниками, почитаемой дурным знаком, указывающий на некоторые предосторожности вроде бросания щепок на след и другие приемы, народился во времена глубокой древности, то доказанное и выписанное выражение несомненно позднейшего происхождения, хотя также старинного. Толковники объясняли нам, что во времена язычества на Руси священник, как представитель новой веры, проповедник христианства и креститель, мог быть грозным для тех, которые еще коснели в идолопоклонстве. Когда встречный снимал перед ним шапку, складывал руки так, что правая рука приходилась на ладонь левой, и подходил под благословение, значит прав человек: получи благословение и ступай своей дорогой. В противном случае скажи, кто ты, и во что веруешь, и умеешь ли крест класть на лоб; если же ничему таковому не навык и не научился – ступай ко властям гражданским. Эта власть отдаст за приставы
и пособит духовному клиру приобщить к стаду верных новую овцу более надежными и внушительными средствами, чем устная убеждающая проповедь. Наше крылатое слово относится уже к тому времени, когда священство сделалось в народном быту настолько обыкновенным и обязательным явлением в значении отдельного сословия, что народ почувствовал некоторые неудобства и тяготы, стал поговаривать: «От вора отобьюсь, от приказного откуплюсь, от попа не отмолюсь». Тогда уже спознали, что у последнего не карманы, а мешки, привыкли к поповским обычаям, которых оказалось очень много. «Родись, крестись, женись, умирай – за все попу деньги отдавай», – говорилось с сердцóв и запечаталось в пословичном выражении. Вóвремя узнались поповские глаза завидущие, руки загребущие, и поповы детки непутные, редко удачливые, и поповские замашки и норов, который на кривой не объедешь. Дошли и до таких тонких наблюдений, что выучились узнавать попа и в рогоже; стали отличать не только поповых дочек, но и поповых собак и куриц. Познакомились и со вдовой-попадьей, которая всему миру надокучивает, и с замужней, которая обычно на всех деревенских пирах требует себе почетного места, тискается вперед, толкает под бока локтями и, не глядя, наступает на ноги.