Часы отмечали половину третьего. Юсупов уже стал бояться, что заговорщики, не выдержав напряжения, ворвутся в подвал.
– Я схожу посмотрю, что там у моей жены…
Капитан Сухотин держался молодцом, а доктор Лазоверт скис. Сначала он нервно мотался по комнатам, пересаживаясь из одного кресла в другое, потом осунулся и стал белым-белым.
– Господа, мне дурно, – сознался он. – Никогда не думал, что могу быть такой тряпкой. Стыжусь… простите меня…
Два Георгия украшали грудь этого врача, не раз смотревшего в лицо смерти. Но одно дело – война и фронт, другое – убийство. Пуришкевич посоветовал ему выйти на двор, умыться снегом. Лазоверт спустился к автомобилю, где упал в обморок и долго лежал на снегу. Юсупов тем временем поднялся наверх.
– Что-нибудь одно: или наш Распутин действительно святой или… Будь проклят Маклаков, давший нам калий! Яд беспомощен. Гришка выпил и сожрал все, что отравлено. Но только рыгает и появилось сильное слюнотечение… Нужно решать скорее, ибо скотина выражает крайнее нетерпение, отчего Ирина не приходит, и он измучил меня вопросами… Даже подозревать стал…
Великий князь сказал, даже с облегчением:
– Видать, не судьба! Отпустим Гришку с миром… Будем искать случая расправиться с ним в ином месте.
– Тогда зачем же вся эта комедия? – вспылил Сухотин.
– Отпустить? – забушевал Пуришкевич. – Ни в коем случае! Если животное загнали на бойню, значит, надо выпустить кровь… Второй раз его так удачно не заманишь… зверь хитрый. А живым он отсюда выйти не должен!
– Но как же быть? – растерянно спросил Митя.
– Я его расстреляю. Я размозжу ему череп кастетом…
Со двора пришел Лазоверт, малость очухавшийся от холода, и ему вручили каучуковую гирю – дар Маклакова.
– Доктор, вы будете бить его этой штукой.
– Благодарю за доверие. Я постараюсь…
Дмитрий прокрутил барабан револьвера. То же сделал и капитан Сухотин. Юсупов сунул в карман браунинг. Пуришкевич с кастетом и «соважем» возглавлял процессию убийц, которую замыкал доктор Лазоверт, торжественно несущий над собой дурацкую гирю для гимнастических упражнений… Внизу громко рыгал Гришка.
Пуришкевич писал: «Мы гуськом (со мною во главе) осторожно двинулись к лестнице и уже спустились было к пятой ступеньке», когда Юсупов задержал это комическое шествие, здраво сказав:
– Господа, для этого хватит и одного человека…
Он вернулся в погреб. Распутин тяжело дышал.
– Как самочувствие? – любезно осведомился хозяин.
– Жжет что-то… першит… изжога…
Очевидно, яд все-таки подействовал на этого зверя.
Но Юсупов недоумевал, как великий провидец не мог заметить браунинг в его руке, заложенной за спину. Он сказал:
– Гости ушли. Ирина сейчас спустится к нам…
Обдумывал, куда целить – в висок или в сердце?
– А ты еще не смотрел хрустальное распятие?
– Какое?
– А вот это… – показал ему князь.
Распутин охотно склонился над распятием.
Юсупов стрелял несколько сверху, и пуля, войдя в Распутина, прошла через легкое, едва не задев сердце, после чего застряла в печени.[27]
Гришка издал протяжный рев, но продолжал стоять на ногах. Феликс толкнул его – он упал на медвежьи шкуры. Заговорщики, услышав выстрел, почти кубарем ссыпались вниз по лестнице. При этом кто-то из них плечом задел штепсель – электричество погасло, впотьмах Лазоверт налетел на князя и громко вскрикнул («Я не шевелился, – писал Юсупов, – боясь наступить на труп…»).– Да зажгите же свет, черт вас побери! – велел он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал ему голос Дмитрия.
Ярко вспыхнул свет, и они увидели Распутина, лежавшего на спине поперек шкуры. По лицу его пробегала судорога, одной рукой он закрывал себе глаза, а пальцы другой были сведены в крепкий кулак. Крови не было! Над Гришкой, сжимая браунинг, стоял Юсупов, и заговорщики были восхищены его удивительным спокойствием.
– Надо перетащить со шкуры, – сказал он, – чтобы на ней не оставалось никаких пятен…
Пуришкевич взялся за плечи, великий князь за ноги, вдвоем они перенесли Гришку на плиты каменного пола. Ползая на коленях, над ним склонился врач Лазоверт, щупал пульс:
– Агония. Но минуты две-три еще будет жить…
– Подождем, пока не сдох окончательно!
Лазоверт произнес два роковых слова:
– Противная это штука – убийство…
– Ах, доктор, доктор! Сейчас не до лирики.
– Господа, – спросил Митя, – а вы заметили, какая у него борода? Она лоснится от каких-то дорогих парижских специй…
– Однако, – заметил Сухотин, – уже четвертый!
Да. Следовало поторопиться. Согласно плану Дмитрий и Лазоверт должны отвезти старца домой, а роль Распутина взялся сыграть Сухотин, который уже напялил распутинскую шубу и его шапку. На случай, если тайная полиция их выследила, они должны завернуть на Гороховую, после чего ехать на Варшавский вокзал, там оставят машину санитарного поезда, возьмут извозчика и, заехав во дворец Дмитрия, на его автомобиле вернутся обратно – за телом Распутина… Все ясно!
Пуришкевич напомнил Сухотину: