Читаем Necropolitics полностью

В колониальном контексте эта постоянная работа по разделению (и, соответственно, дифференциации) была отчасти следствием тревоги уничтожения, которую испытывали сами поселенцы. Численно уступая, но обладая мощными средствами уничтожения, поселенцы жили в страхе, что их со всех сторон окружают "плохие объекты", угрожающие самому их выживанию и способные лишить их существования: туземцы, дикие звери, рептилии, микробы, комары, природа, климат, болезни, даже колдуны.

Система апартеида в Южной Африке и уничтожение евреев в Европе - последнее в экстремальной форме и в отдельном контексте - представляют собой два ярких проявления этой фантазии о разделении. Апартеид, в частности, открыто оспаривал возможность существования единого тела, включающего в себя более одного человека. Он предполагал существование изначальных и отдельных (уже сформированных) субъектов, каждый из которых состоит из "плоти расы", из "крови расы", способных развиваться в соответствии со своими собственными предписанными ритмами. Считалось, что достаточно приписать их к определенным территориальным пространствам, чтобы перенатурализовать их чужеродность по отношению друг к другу. Этих самобытных, отличных друг от друга субъектов призывали вести себя так, как будто в их прошлом никогда не было "проституции", парадоксальных зависимостей и всевозможных интриг, то есть разыгрывать фантазию чистоты. Неспособность исторического апартеида раз и навсегда обеспечить непроницаемые границы между множеством различных плотей апостериори демонстрирует ограниченность колониального проекта разделения. Если не считать полного уничтожения, Другой больше не является внешним по отношению к нам. Он находится внутри нас, в двойной фигуре alter ego и altered ego (l'autre Moi et du Moi autre), каждый из которых смертельно опасен для другого и для самого себя.

Колониальное предприятие черпало много энергии из своих связей со всевозможными движущими силами, с более или менее открыто выраженными желаниями, в основном находящимися ниже уровня сознания соответствующих агентов. Чтобы надолго закрепиться за покоренными туземцами, от которых они хотели во что бы то ни стало отделиться, поселенцы должны были каким-то образом конституировать их как физические объекты различного рода. В этом смысле вся игра репрезентаций при колониализме заключалась, по сути, в превращении туземцев в различные типы-образы.

Эти образы во многом соответствовали обломкам реальных биографий туземцев, их первичному статусу до встречи. Благодаря созданному таким образом изобразительному материалу к первичному статусу аутентичных человеческих личностей стал прививаться совершенно искусственный вторичный статус психических объектов. Таким образом, перед туземцами встала дилемма: как в повседневной практике определить, что относится к психическому объекту, который их попросили интериоризировать и часто заставляли принимать за себя, а что - к человеческой личности, которой они были, которой они были, несмотря ни на что, но которую в колониальных условиях им пришлось забыть.

Однажды изобретенные, эти психические мотивы стали конституировать колониальное "я". Таким образом, их внешнее положение по отношению к колониальному "я" всегда было весьма относительным. Дальнейшее психическое функционирование колониального порядка зависело от инвестиций в эти объекты. Без таких объектов и мо-тивов аффективная, эмоциональная и психическая жизнь в колониях потеряла бы свою содержательность и связность. Она тяготела к этим мотивам. Ее жизнеспособность зависела от постоянного контакта с ними, и она оказалась особенно уязвимой в разлуке с ними. В колониальной или параколониальной ситуации плохой объект (тот, что пережил первоначальное разрушение) никогда не может мыслиться как полностью внешний по отношению к себе. Он разделен с самого начала, он одновременно субъект и объект. Поскольку я несу его одновременно с тем, как он несет меня, одного преследования и упрямства недостаточно, чтобы просто избавиться от него. В конце концов, как бы я ни старался уничтожить все, что меня окружает, это никогда не сможет освободить меня от связи с этим уничтоженным третьим лицом или третьим лицом, от которого я отделился. Это происходит потому, что плохой объект и я никогда не можем быть полностью разделены. В то же время мы никогда не бываем полностью вместе.

 

Враг, другой, которым я являюсь

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное