Necropolitics

Теперь эта работа становилась все более обременительной, когда мы убедились, что самые яростные и бесстрашные враги засели в самых глубоких порах нации, образуя своего рода кисту, которая разрушает самые плодородные обещания нации изнутри. Как же отделить нацию от того, что грызет ее, не причиняя вреда самому телу - гражданской войны? Обыски, рейды, различные формы контроля, домашние аресты, регистрация обвинений в соответствии с чрезвычайными законами, увеличение практики исключений, расширение полномочий полиции и спецслужб и, если потребуется, лишение гражданства: все приводится в действие, чтобы в ответ нанести еще более жестокие удары тем, кто нанес нам удар, удары, которые не обязательно должны обрушиться на авторов этих зол, а лишь мимоходом, просто на тех, кто на них похож. Что еще делается, кроме как увековечивание того самого, против чего, как утверждают, выступают? Требуя смерти всех, кто не на нашей стороне, не рискуем ли мы навсегда повторить всю трагедию человечества, охваченного ненавистью и неспособного освободиться?

Как и в прошлом, эта война с экзистенциальными врагами вновь понимается в метафизических терминах. Как великое испытание, она затрагивает все бытие, его истину. Эти враги, с которыми невозможно или нежелательно договориться, обычно предстают в виде карикатур, клише и стереотипов. Карикатуры, клише и стереотипы наделяют их фигуральным присутствием, присутствием, которое, в свою очередь, служит лишь для подтверждения того типа (онтологической) угрозы, которую они несут нам. Спектральная фигура и фигуральное присутствие, таким образом, в эпоху овеществления крови и почвы, а также растущей абстракции, в то время как культурные и биологические элементы ретранслируют друг друга и теперь образуют единый пучок.

Разбуженные ненавистью, либеральные демократии не перестают питаться всевозможными навязчивыми идеями о реальной личности врага. Но кто же этот враг на самом деле? Это нация, религия, цивилизация, культура или идея?

 

Состояние небезопасности

В совокупности движения ненависти, группы, инвестирующие в экономику ненависти и вражды, и многообразная борьба с врагом - все это способствовало после выхода из двадцатого века значительному повышению допустимых уровней и форм насилия, которые можно (или нужно) применять к слабым, врагам и нарушителям (всем, кто считается не одним из нас). Они также способствовали повсеместной инструментализации социальных отношений, а также глубоким мутациям в современных режимах коллективных желаний и аффектов. Более того, они способствовали возникновению и укреплению государственной формы, которую часто называют государством наблюдения или безопасности.

Государство безопасности процветает благодаря состоянию незащищенности, в разжигании которого оно участвует и на решение которого претендует. Если государство безопасности - это структура, то состояние незащищенности - это своего рода страсть, или, скорее, аффект, состояние или даже сила желания. Иными словами, состояние незащищенности - это условие, на которое опирается функционирование государства безопасности, поскольку последнее в конечном счете является структурой, на которую возложена задача инвестировать, организовывать и перенаправлять конституирующие драйвы современной человеческой жизни. Что касается войны, которая призвана победить страх, то она не является ни локальной, ни национальной, ни региональной. Ее поверхность глобальна, а привилегированным театром действий является сама повседневная жизнь. Поскольку государство безопасности предполагает невозможность "прекращения военных действий" между нами и теми, кто угрожает нашему образу жизни, а значит, и существование неустранимого врага, который непрерывно метаморфирует, эта война отныне перманентна. Реагирование на угрозы - как внутренние, так и приходящие извне, а затем перетекающие во внутреннюю сферу - сегодня требует мобилизации комплекса вневоенных операций, а также огромных психических ресурсов. Наконец, государство безопасности, явно опирающееся на мифологию свободы, которая в основе своей проистекает из метафизики силы, короче говоря, не столько озабочено распределением мест и вознаграждений, сколько проектом контроля над человеческой жизнью в целом, независимо от того, идет ли речь о его подданных или о тех, кто обозначен как враг.