Таким образом, свобода - это то основание, на котором должен быть поставлен вопрос о технологии. Хайдеггер отождествляет свободу с тем, что он называет "открытым", пространством, где мы не ограничены "оцепеневшим принуждением слепо следовать за технологией" или - что равнозначно - беспомощно восставать против нее и проклинать ее как работу дьявола. Его настойчивое стремление подходить к технологическому с позиции свободы, в терминах раскрытия, открытия и обитания, является частью давней традиции западной метафизики, когда речь идет об отношениях между людьми и артефактами или техническими объектами.
Эта традиция предполагает, что существует разделение между техническим миром людей и естественным миром нечеловеческих животных. Отдавая предпочтение человеку, эта традиция легко забывает о том, что широкое распространение орудий труда среди животных - это факт. Человек отличается от нечеловека благодаря своей предположительно большей когнитивной способности. Благодаря ей он смог освободиться от чисто инстинктивных отношений с окружающей средой. В этом он отличается не только от животного. Он также отличается от примитива, то есть от класса первобытных людей, которые все еще живут под властью анимизма.
В своей основе эта традиция хранит два вида тревог. Первая - это глубокая тревога по поводу правильного отношения между людьми/человеками, с одной стороны, и вещами/объектами, с другой. Считается, что люди, но, что люди не являются вещами. В этом случае возникает страх перед временем, когда вещи займут место людей, а к людям будут относиться как к вещам. Этот страх находит свое выражение в таких вопросах, как: Какую часть человеческой деятельности должны заменить технические объекты? Поскольку большая часть человеческой деятельности формируется через человеческое тело, какую часть этого тела должны заменить технические объекты? В какой степени технические объекты должны быть сделаны по образу и подобию человека и его тела?
Второй тип тревоги преследует эту традицию. Он проявляется в виде острой ностальгии по мифическому времени, когда человек мог управлять окружающей средой напрямую и по своему желанию. Эта изначальная способность, как нам говорят, была отнята машинами, а технологические артефакты становятся все более сложными и автономными. Теперь они угрожают поработить нас или дегуманизировать, превратив нас в простое продолжение инструментов, которые изначально были призваны служить нам. Таким образом, возникает желание вернуться к временам спонтанных и неопосредованных отношений с миром природы. Второй тип тревоги связан с потерей самодостаточности и страхом, что индустриально-технические объекты больше не являются простыми инструментами и, более того, что они теперь способны изобретать сами себя независимо от наших намерений.
На самом деле, беспрецедентное количество людей сегодня встроено во все более сложные техноструктуры. За последнее десятилетие было разработано множество алгоритмов. Они вдохновлены миром природы и идеями естественного отбора и эволюции. Так, например, генетические алгоритмы - подмножество эволюционных алгоритмов, которые "имитируют действия биологических операторов, таких как клетки". Они "стремятся оптимизировать ответы на проблемы своего окружения путем самогенерирования, включающего процессы мутации и естественного отбора".
Как убедительно доказывает Маргарида Мендес, происходит перераспределение полномочий между человеком и технологией. Техноло- гии, в свою очередь, все больше и больше связаны, как метаболически, так и репродуктивно, со сложными сетями добычи и хищничества, многие из форм которых привели к нарушению планетарных границ, таких как антропогенное изменение климата, дегенеративное изменение землепользования, потеря биоразнообразия, создание новых сущностей и генетически модифицированных организмов.
Мендес демонстрирует широкие масштабы взлома и публичного распространения генетических кодов людей, растений и животных. В свою очередь, это приводит к экспоненциальному росту числа биологических патентов. Геном человека становится объектом частной собственности. Сама жизнь все чаще воспринимается как товар, который нужно воспроизводить в условиях неустойчивого рыночного потребления. Тысячи новых молекул, поведение которых невозможно предсказать, производятся и выпускаются в экосистему. Семена, химические гербициды, ГМО и пестициды патентуются целым рядом транснациональных корпораций. Посредством широкомасштабной генетической модификации ключевых элементов пищевой цепи корпорации напрямую вмешиваются в естественные циклы жизни и экосистемы. Запатентованные гены gMo внедряются в человеческие тела и тела различных других видов, превращая последних в инфраструктуру, а также вписывая их в патентованные отношения биологического порабощения.