Неделя на Манхэттене

На весь мир прогремел расстрел психически больной безоружной 34-летней Мириам Кэри возле Капитолия, несмотря на то что на заднем сиденье её машины находился годовалый ребёнок. Полицейским показалось, что Кэри пытается протаранить машиной ворота Белого дома.

Дэвид Эккерт нарушил правила, выезжая с парковки, но полицейским показалось, что «он сжимает ягодицы», и прокурор выписал ордер на обыск ануса. Врач в ближайшем городке отказался его проводить, и Эккерта повезли в соседний городок, где обыск не дал результата. После этого Эккерту сделали рентген брюшной области и снова ничего не обнаружили. Тогда сделали клизму, заставили Эккерта сходить в туалет в присутствии полицейских и врачей, но тоже не обнаружили наркотиков. После этого Эккерту ввели наркоз и провели колоноскопию, во время которой трубка с камерой была вставлена в анус, но тоже не обнаружила наркотиков. Всё это время Эккерт протестовал, требовал адвоката и отказывался от медпроцедур. Позже Эккерт выиграл суд против городской администрации, полицейских и окружного прокурора, оценив психологическую травму в 1 600 000 долларов.

Он оказался не единственной жертвой этого отделения полиции – остановленный за неисправные указатели поворота Тимоти Янг был отправлен на те же принудительные медицинские процедуры, что и Дэвид Эккерт, и ровно с тем же результатом.

В округе Балтимор штата Мэриленд 48-летний архитектор Карл Д. Джонсон попал в аварию и остановился около ограждения. Патрульный полицейский постучал в окно, а когда Джонсон опустил стекло, патрульный прыснул ему в глаза перцовым аэрозолем. Джонсон вышел из машины, и его начали избивать несколько полицейских. Затем прибыло дополнительное подкрепление, в Джонсона несколько раз разрядили электрошокер и надели наручники. Подъехало ещё одно подкрепление – согласно рапорту «около 52 полицейских откликнулись на призыв о необходимости подкрепления». Избивая, стая полицейских обыскала Джонсона, нашла в бумажнике медицинское свидетельство о заболевании диабетом, но продолжила избиение, пока Джонсон не перестал дышать.

По следам этих и похожих сюжетов Минюст признал факт недоверия между правоохранительными органами и жителями. И даже огласил, что в Фергюсоне, где прошли массовые протесты против убийств полицией безоружных афроамериканцев, на население 21 000 человек, две трети которых чёрные, приходится 44 белых полицейских и только 6 чёрных.

Однако перечисленные трагедии и подобные им дошли до суда или были расследованы, и для меня стало неожиданностью количество «внесудебных убийств» в США, то есть совершенно безнаказанного отстрела людей полицией. Из доклада экспертов движения Malcolm X Grassroots Movement следует, что за первую половину 2012 года полиция США и добровольные патрульные безнаказанно убили 120 чернокожих, и это не рассматривалось судами.

Проанализировав неправдоподобные заявления полиции, противоречащие их же рапортам и свидетельским показаниям, правозащитники Malcolm X Grassroots Movement объявили, что в первом полугодии 2012 года полиция, по сути, казнила по одному чернокожему каждые 36 часов.

11 % жертв внесудебных казней оказалось моложе 18 лет, а 18 % моложе 21 года; 40 % из них убито за подозрительное поведение, внешний вид и нарушение правил дорожного движения; 20 % были душевнобольные или пьяные; 9 % не нарушили не одного закона; 31 % нарушили закон.

В докладе подчёркнуто, что 18 % убитых были вооружены, чего не запрещает американский закон; 36 %, по утверждению полиции, имели «какое-либо оружие» – трость, игрушечный пистолет, пистолет для пускания мыльных пузырей, мобильный телефон, кошелек, причём свидетели оспаривают и эти полицейские утверждения, а 46 % не имели ни малейшего намека на оружие.

По результатам доклада американские правозащитники объявили США расистским полицейским государством. И я гружу читателя такой необаятельной информацией, намекая на атмосферу жизни Гарлема, занимающего, как Лувр, 13 гектаров земли от северной стены Центрального Парка до одноименной реки, отделяющей его от ещё более ужасного района Бронкс.

Подъезжая к тому самому, выкрашенному зелёнкой, жуткому мосту, что попался нам на прогулке к Гудзону, я испытывала волнение, как перед поднятием занавеса перед нашумевшим спектаклем. Всё в этой чёрной слободке – и тротуары, и магазины, и переходы, и скамейки, и фонари, и граффити – казалось грязнее, беднее, проще, дешевле, ломанее, запущеннее и безнадежнее, чем в изученных нами частях Манхэттена. Деревья и тенты были в дефиците, и оттого температура казалась градусов на пять выше, чем на 79-й улице.

В открытой двери первого встречного магазинчика происходила невразумительная движуха, и я нырнула туда, пока муж не успел отговорить. Помещение было расчерчено металлическими клетками, в которых кудахтали, покрякивали и похрипывали куры, утки, гуси и индейки. Запах стоял невыносимый, а к окошку справа от входа тянулась живописная очередь молчаливых чёрных домохозяек. Молчаливых потому, что за птичьим ором всё равно ничего не было слышно.