Неделя на Манхэттене

Газетный киоск пестрел российским желтяком, по которому здесь отслеживалась наша действительность. И это при том, что «русская» эмиграция даже со всем этим набором относилась в США к самым образованным – они хотя бы школу закончили, а понаехавшие из других стран везли с собой ещё больший ужас в головах и вывесках.

Лев Трахтенберг повёл нас по Брайтон-бич Авеню мимо сабвея и заметил:

– Согласен, смотрится забавно, но я люблю Брайтон со всеми его плюсами и минусами. И особенно люблю приехать сюда в сорокаградусную жару и нырнуть в море.

Плюсов я не обнаружила, а один из «минусов» медленно ехал по улице в открытой машине с охренительно громким и столь же похабным русским шансоном. Одет «минус» был по местной моде во что-то невообразимое, татуирован от кадыка до пяток и имел такую рожу, что никто не решился попросить его сделать музыку потише. Лев отсоветовал мне его фотографировать, потому что блатной на Брайтоне – это трижды блатной.

Но не только блатной в машине был одет как для съёмки фильма о дурдоме. Ко мне бросилась пожилая дама с сумкой на колёсах и текстом «вы моя любимая писательница, жаль, что я не читала ни одной вашей книжки». На её ногах, которые последние пятьдесят лет не стоило оголять, были шорты и довоенные босоножки со шнурками спереди. На голове вязаная лыжная шапка. «Почему лыжная? Да потому что с этого проклятого моря всё время дует!»

Потом бросилась вторая такая же, слава богу, в юбке, но в футболке с рокерской картинкой, отвоёванной у внука или вытащенной из мусорного контейнера. Она тоже требовала автограф для внучки, «ведь внучка должна знать наших писателей!»

Лев Трахтенберг – местная звезда. С ним здоровались все поголовно, ведь помимо амплуа радиоведущего тутошнего радио, он был самым крупным продюсером, возящим эмигрантам «Лёвчиков и Вовчиков». Потому что, как сказала одна эмигрантка, впитывая ностальгический продукт, «брайтонские покрываются от волнения гусиной кожей».

Кстати, именно Лев Трахтенберг организовывал гастроли Кобзона, представлявшего «угрозу национальной безопасности страны». Видимо, спев на Брайтоне: «Не думай о секундах свысока…», семидесятипятилетний Иосиф Давыдович мог обрушить американскую экономику.

Существует легенда, что до семидесятых Брайтон-бич был чёрным гетто, но наши колбасники, закалённые на коммунальных кухнях и в очередях, выдавили расслабленных чёрных. На самом деле Брайтон-бич давным-давно населяли понаехавшие со всего мира евреи, и благотворительные еврейские организации решили влить сюда живой крови советской эмиграции.

А КГБ совершило под это грамотную диверсию, выселив туда толпу криминальных авторитетов. И когда вышел указ президента США о введении санкций против четырёх транснациональных преступных группировок, наших поставили в нём на самое видное место, окрестив «Семьёй одиннадцати».

В список «семьи» ФБР включило «авторитетов» и «воров в законе», близких к Вячеславу Иванькову по кличке Япончик. С тех пор справочники по российскому криминалитету популярного и профессионального уровня сто раз объяснили, что меньшинство персонажей попали в «Семью одиннадцати» случайно, а большинство давно лежит «на аллеях бандитов» посреди российских кладбищ.

Но ФБР по-прежнему долбит придуманную «Семью одиннадцати», вместо того чтобы ликвидировать японскую «якудзу», итальянскую «каморру», мексиканскую «Los Zetas», исламские криминальные группировки «Арабская ассамблея настоящего ислама», «Семья Чёрных Горилл», «Кровавые» и их мелких коллег.

Это связано не только с политическим трендом – на борьбу с «русской мафией» ФБР получает с девяностых дополнительное финансирование. И потому любой русский правонарушитель арестовывается такой же армией полицейских, как Татарин в фильме «Брат-2».

Для убедительности в США даже выпущена колода карт «Русская мафия» с портретами людей, которые, по мнению Института исследований России, являются звёздами российской мафии. И чтобы не обижать авторитетов, в колоде тактично отсутствуют шестёрки.

Бóльшая часть брайтонцев не говорит по-английски и строит маленький Советский Союз. Их дети уже смотрят американское телевидение, смеются местным анекдотам и не понимают хохм «Лёвчика и Вовчика». В семьях исчезают не только общие темы и интересы, но и общее понимание семейного уклада.

Подростками дети эмигрантов стесняются родителей – их акцента и неуспешности, а вдолбленная родителями принадлежность к «второсортной родине» даёт им чувство неполноценности и отгораживает от сверстников. Сперва детям наших эмигрантов нечего ответить на родительское «мы уехали ради твоего будущего», а потом им непонятно, как реагировать на то, что родители, с одной стороны, нудят, как плохо было на родине, а с другой – перечисляют, чего лишились, эмигрировав.

Окончательно запутавшись, дети пытаются защититься от «русской темы», напрочь закрыв её для себя. А когда родители пытаются поностальгировать с ними о прошлом, чтобы нащупать что-то общее, натыкаются на стену. И обижаются, забыв, что сами отняли у детей прошлое угрозами: «Будешь плохо себя вести, отправлю в Россию!»