Неделя на Манхэттене

– Так вы обо мне ничего не знаете? – удивился Лев. – Тогда слушайте, иначе ничего не поймёте про Америку. Я закончил факультет романо-германской филологии Воронежского университета по специальности «английский язык и литература». Работал администратором Воронежского театра оперы и балета и Воронежской филармонии, открыл первый в Воронеже концертный кооператив «Рандеву», а в 1992 году эмигрировал с женой и дочкой в Нью-Йорк. Работал менеджером в магазинах, потом на русско-американском радио и ТВ WMNB, возглавил концертный отдел компании, а с 1999 года организовывал гастроли российских исполнителей и театров. В 2000 году получил гражданство, а 2002 году был арестован ФБР вместе с женой по обвинению в «современном рабстве»!

– Вы?????? – мы с мужем одновременно подавились десертом.

– 1 июля 2005 года в пять утра квартал окружили, и в нашу квартиру на 20-й Авеню ворвалось двадцать вооруженных агентов ФБР! После чего все телеканалы рассказали о крупной победе над «русской мафией».

– Как это?

– В 2000 году в США приняли закон «Акт о жертвах человеческого траффикинга». И люди, заявившие властям о принудительном труде, стали получать американские документы и право на работу. Девушки, которых я законно привозил танцевать в совершенно законных стрип-клубах, заявили, что я заставлял их танцевать топлес, хотя после моего ареста танцевали те же самые танцы, в тех же самых клубах. Я прошёл через семерых адвокатов, через трёхлетний домашний арест с электронным браслетом, через банкротство, несколько тюрем и второе уголовное дело… При этом всё время вёл колонку в ньюйоркском журнале «Метро», в газете «Новое Русское Слово» и еженедельнике «Вечерний Нью-Йорк».

– И… и как вам американская тюрьма?

– Там голодно. Посылки и передачи запрещены. Завтрак в четыре утра, обед в одиннадцать, ужин между пятью и шестью вечера. В половине четвёртого утра дают кофе, напоминающий советский кофейный напиток «Арктика» на желудях и цикории.

– Мы привезли на Книжную ярмарку книгу о советском разведчике, которого примерно так же кормили в южноафриканской тюрьме в конце семидесятых. Ночью он не мог спать от голода, но это было часть пыток, – припомнила я.

– Для нас это тоже было пыткой, приходилось делать заначки, расплачиваться за услуги продуктами, джанкфудом из тюремной передвижной лавки и меняться едой. Например, пуэрториканцы не едят масло, а чёрные не едят салаты. И все обмениваются продуктами и смешивают добытое, в том числе из объедков, в заначку. Примерно как в СССР в ведро на лестнице собирали для свиней объедки и очистки. А после обеда все смотрят два политкорректных телевизора на двух «официальных тюремных» языках – английском и испанском. В пять вечера дают ужин для модели, считающей калории, а сидят мужики по 25 лет и 110 килограммов. К утру, доев заначки, все уже готовы к людоедству. У кого есть деньги, покупают еду на вечер в тюремной лавке, а безденежные унижаются за куски объедков. Чтобы жить в зоне как у Христа за пазухой, нужно полторы тысячи баксов в месяц, а разрешали иметь 300. И это создавало внутреннюю криминальную экономику насилия и унижения. Первые недели, пока деньги с воли шли через тюремную бюрократию, я сходил с ума от голода.

– Вы не были готовы ко всему этому?

– За время домашнего ареста и предварительного заключения в ньюджерсийских следственных изоляторах я перечитал всю русскую художественную и документальную литературу о тюрьме – Достоевский, Солженицын, Чехов, Довлатов, Гинзбург. И кучу американских материалов в Интернете, но реальность жёстче. Американские прокуроры пытаются сломить подследственного, помещая его в жуткие условия. При воспоминании о тюрьмах Эссаик Куанти Джейл и Хадзон Сити Джейл у меня и сейчас мороз по коже. Девяносто процентов заключённых афроамериканцы и латиноамериканцы. Слава богу, меня поддерживали на первых порах русские заключённые, моё дело было громким, и все понимали его идиотизм. При этом были невыносимы агрессивность заключённых, озлобленность надзирателей, попадание в ШИЗО за любую неосторожность или провинность, постоянный ор, шум… и отсутствие кондиционеров летом.

– В вашем климате? А где правозащитники?

– Какие ещё правозащитники? Атмосфера там такая, что паренёк со сроком два года из нашей двенадцатиместной камеры пытался покончить собой. Кстати, я добровольно пошёл в тюрьму и признал себя виновным!

– Почему????

– Ради дочери, как ни странно это звучит. Я взял на себя роль организатора «преступного сговора». При этом дело не закрыто, и моя бывшая супруга добивается справедливости и идёт на суд присяжных. Для этого наняты новые адвокаты и частные детективы. Американская система правосудия устроена так, что, продолжая сопротивляться, я бы окончил свои дни вместе с дочерью на улице.

– Хуже, чем российская?