— Ладно, — хлопнул ладонью по колену Кащей, — где чёрта будем искать?
— Есть у меня одна нетривиальная кандидатура, — подала голос Яга, — не буду утверждать, что этот человек профессионально занимается ловлей чертей, однако в его послужном списке присутствует общение и, я бы даже сказала, доминирование над оными.
— И кто это? — спросила левая голова Горыныча.
— Балда.
— Сама ты балда! Если я не знаю чего-то, то это не повод обзываться! — возмутилась правая.
То ли сказывалось заунывное жужжание одинокой мухи под потолком, то ли отсутствие алкоголя с утра, но процесс не шел — сидя в личном сортире, царь никак не мог оправиться. Он размышлял о том, что стоило бы всё-таки накатить с утра, чтобы завести организм, когда вспомнил о лежащей в одном из карманов походной фляге.
Решил проверить, осталось ли там чего и, балансируя над отверстием в позе орла, принялся шарить по карманам. Нашел. Судя по весу, фляга была пустой. Однако, чтобы убедиться, открыл пробку и собрался было поднести емкость к носу: хоть вспомнить, что там было-то вчера. И именно в этот миг дверь внезапно открылась, и в проеме появился тот самый чёрт.
— Хрю! — сказал он, противным, но требовательным голоском. — Долго еще рассиживать собираешься?
Царь в испуге выронил флягу, зажмурил глаза, уперся ладонями в стенки кабинки и заорал второй раз за день. И вместе с криком, наконец, облегчился.
Когда в легких закончился воздух, а в кишках дерьмо, царь перестал орать и открыл глаза. Дверь была закрыта, а за ней слышался приближающийся топот стражи.
Когда ретивая охрана из благих намерений выбила дверь и выволокла своего государя со спущенными портками на свет божий, чёрта, естественно, нигде не было. И никто его не видел.
Содержимое мешка дергалось и, похрюкивая, материлось.
— Как ты за-за-заказывала.
Василиса пристально посмотрела на Кащея.
— Ты в порядке, Бессмертный?
Кащей кивнул.
— А ну скажи что-нибудь.
— Что ска-ска-зать?
— Э, Кащей, что происходит? Ты чего заикаешься?
— П-п-п-посттра-авматический синдром, — пояснил Кащей, пиная хрюкающий мешок. — П-п-п-пройдет. Т-ты лучше с-с-скажи зачем тебе ч-чёрт?
— Черти, — Василиса заговорщицки подмигнула Бессмертному, — лучшее средство от запоя.
Царь собирался подремать после сытного обеда. Дело оставалось за малым — принять граммульку для хорошего сна. Он достал из-под лавки графин, открыл пробку и уж было собрался приложиться к горлышку, как что-то противно заскрипело в углу. Насторожившись, царь отставил графин и стал вглядываться в темный угол, одновременно стараясь прогнать из головы утренние события у трона и в туалете. Скрип не повторялся и мрачные воспоминания почти растаяли, когда вдруг, из угла, прижав палец к губам, шагнул тот самый чёрт.
— Т-с-с-с-с-с! — прошипел он.
— Ты кто такой? — испуганно, но всё же шёпотом, спросил царь.
— А то не видишь? — пропищало существо в ответ. — Чёрт я.
— А преследуешь меня за что?
Черт по-хозяйски сел в одно из кресел, закинул ногу на ногу и спросил:
— А сам-то как думаешь?
В царевой голове за одно мгновение пролетел разговор с дочерью о том, что он много пьет, что печень не выдержит, что черти будут являться…
— Из-за горькой? — испуганно спросил он.
— Из-за неё, родимой, — расплылся в улыбке чёрт. — Понимаешь, царь-батюшка, организм человека так устроен, что при регулярном употреблении спиртного его разум начинает слегка смещаться в измерениях и видеть то, чего смертным простым видеть не положено. Ты вот, в пограничном состоянии. И я жду, когда разум твой, наконец, сместится к нам настолько, чтобы тебя уволочь, да на сковороду адскую бросить. Ты, вон, как запах спиртного чуять начинаешь, область в мозгу уже активируется, ответственная за переход между измерениями. Ну, что, — бес взял графин и разлил хмельное по невесть откуда взявшимся стаканам, — по граммульке, для сна?
— Не хочу на сковородку, — зло прошептал государь и выбил стаканы из рук беса.
Повернулся к лавке, схватил графин и собрался было ударить им мохнатого чёрта, но… того в комнате уже не было. Будто и не появлялся вовсе.
— Позвать сюда писаря! — не своим голосом закричал царь.
Тот, словно ждал под дверью, тут же вбежал в зал и упал перед царем на колени и стукнулся лбом в пол.
— Не вели казнить, царь-батюшка, не себе я чернила отливал, да бумагу брал! Без корысти и выгоды. Деток грамоте учу.
Государь, будто и не буйствовал только что, абсолютно спокойно спросил:
— Так что ж у тебя, языка нет, спросить по-людски? Что б я, не разрешил?
— Прости, царь-батюшка, — не поднимая головы, продолжал причитать писарь, — не вели казнить за слова мои, но спрашивал я. Да только ты пьян с утра до ночи и всегда завтра зайти просишь. Вот я и осмелился…
— Ну, ладно, ладно, — окончательно подобрел царь, — вставай, давай. Чернила… будут тебе чернила. И бумага и помещение. Завтра только напомни.
— Завтра? — разочарованно спросил писарь, вставая с колен.