— Я, когда с башни замка своего в землю головой летел, дежавю ощущал.
— И выжил? — изумилась средняя голова змея.
— Ивызий!? — тут же повторила в меру своих возможностей левая.
— Один раз — нет, второй раз — да.
Когда Кащей обнаружил в одной из древних написанных еще на коже книг метод избавления от смерти, то долго сомневался. Перепроверял, размышлял, сверялся с другими источниками. И, в конце концов, принялся ставить опыты над снующими по замку крысами.
Тогда он поймал одну и смастерил для нее мини-кресло. Тварь пищала, царапалась и всё время умудрялась вытащить лапки из зажимов, но окунутая в раствор сон-травы, успокоилась. В центр пентаграммы, в качестве аккумулятора смерти, Кащей положил первое, что подвернулось под руку — грецкий орех.
После того, как молния попала в антенну, выведенную на замковую башню, крысу недолго потрясло, а затем, вдоль проводов к пентаграмме побежали маленькие светлые точечки, схожие с огоньками святого Эльма. Собираясь в центре, все они словно просачивались внутрь ореха.
Вскоре огоньки иссякли и зверек заметно оживился. Пока Кащей отсоединял зажимы, крыса несколько раз пыталась укусить его и выскользнуть из рук. Но у Бессмертного были другие планы.
Усадив зверька в высокий стеклянный сосуд, Кащей плюхнул туда кислоты и накрыл склянку такой же прозрачной крышкой.
Раздалось шипение, запахло сероводородом. Крыса визжала, пытаясь выпрыгнуть, ударялась о крышку, оставляя на ней кровавые пятна вместе с клочьями шерсти. Вскоре зверёк обессилел и едва дергал остатками изъеденных кислотой лапок на дне сосуда, разбрызгивая по его стенкам ошмётки собственной плоти.
Кащей взял склянку, поднес к окну и, слегка сдвинув крышку, слил кислоту прямо во двор, оставив тельце внутри. Поставил емкость обратно на стол и постучал по стеклу. Крыса, на удивление, всё еще подергивалась.
— Ишь ты! — ухмыльнулся он. — Правду говорят, что вы живучие.
Некоторое время Бессмертный наблюдал, как агонизирует существо, а потом, заложив руки за спину, подошел к окну и стал смотреть на горизонт. А когда гроза, бушевавшая над замком, плавно сменилась заунывным дождём, зажег светильник и вернулся к книге, по памяти восстанавливая последовательность действий и сверяя с тем, что было написано в древнем фолианте.
— Дохнут. Все до одной дохнут. Может полюса через один? — спросил Кащей сам себя и перевернул страницу, разглядывая рисунок. — Да нет. Пять всего. Не чередуется. Magnet pressura in centrum. В центр же?
Отложил книгу, потянулся к словарю, чтобы уже в который раз убедиться в правильности перевода, как вдруг услышал за спиной звон бьющегося стекла.
Бессмертный вскочил с кресла и обернулся. На столе стояла пустая банка, а на полу валялась разбитая крышка. По россыпи стекла, волоча остатки тушки на обугленных культях, под стол очень медленно пыталась уползти жертва эксперимента.
— Э, нет! — возразил ей Кащей. — Шалишь!
Взял с камина щипцы, подошел к полумертвому грызуну, брезгливо ухватил и вернул в банку. Накрыл сверху железной пластиной и придавил одним из лежавших на столе магнитов.
— Вот сука, — выругался он, оглядывая осколки крышки на полу, — стекло на вес золота, а она его вдребезги.
О крысе он вспомнил поздно вечером, когда вернулся с прогулки по молодому, совсем недавно высаженному яблочному саду. Сорвал яблоко, надкусил, понял, что еще не созрело, да так и поднялся с надкушенным в кабинет. Увидел конвульсивно дергающееся животное и, повинуясь мимолётному позыву, приподнял крышку и бросил надкушенное яблоко в банку.
— Приятного аппетита, жертва науки, — сказал он крысе.
Та никак не отреагировала ни на то, что открыли банку, ни на то, что внутрь что-то бросили: зверек всё так же лежал и тихонько подергивался, издыхая. Кащей же, подкрутив фитилёк, поудобнее уселся в любимое кресло и погрузился в чтение. Утро так и застало его в кресле, спящим с книгой на коленях.
— Алхимик, вставай! — услышал Кащей сквозь дрёму и открыл глаза, вглядываясь в стоящий на фоне окна силуэт.
— Ты?
— Ну а кто? Сомневаюсь, что кто-то еще сможет пробраться через болота, посреди которых у тебя хватило ума построить замок, — ответил силуэт и отошел от окна, став едва отличимой копией самого Кащея.
Разница была лишь в количестве волос на голове. У того, который сидел в кресле, шевелюра была густой, хотя и с только-только начинающей пробиваться сединой. А вот стоящий у окна мог похвастать внушительными залысинами, грозящими в ближайший десяток лет перерасти в полноценную лысину.
— Старшенький?! — изумился сидящий в кресле Кащей. — У тебя мозги есть? Я сторожевые ловушки только вчера сменил. А если б попался?
— Да? — почесал в районе залысины старший брат. — А я вот чего-то как-то не подумал. Ну да ладно, прошел и славно. Ты, младшенький, лучше скажи мне, как у тебя дела продвигаются? Когда королевство порабощать-то будем?
Младший недовольно выдохнул через нос, показывая, что его мнение не изменилось, и тут же подтвердил это словами: