Недеццкие сказки для перешкольного возраста

— А что еще мне делать прикажете, папенька? У меня есть муж и где бы он ни был, каким бы он ни был, я его, во-первых, люблю, во-вторых, жду, в-третьих, каким бы он дураком не был, это мой дурак и менять я его ни на кого не собираюсь.

— Да ты погоди, доченька, ты присмотрись-приглядись, подумай хорошенько…

— Да не люб он мне. О чем тут думать, папа?

— О будущем царства Тридевятого. О репутации. Обо всем, что непосильным трудом нажито, — сообщил царь и позвенел ключами от хранилища перед дочерью. Это ж всё тебе перейдет. А коли против, то завтра же прикажу развезти все эти чудеса и в болотах притопить, в полях прикопать.

Василиса молчала. Перспектива лишиться волшебных артефактов, собранных по всему Тридевятому царству, была безрадостной. Доступ к ним и так был ограничен, а охрана усилена с того самого момента, как Кащей, не без помощи Василисы, выкрал свою иглу. Но папеньке о том, что афера проходила с молчаливого согласия дочери, знать было не нужно.

Царь немного постоял, глядя на кусающую губы Василису, и подытожил:

— Ну, вот и славно. К обеду стол накроют. Будет в честь гостя представление. Так что, ты себя в порядок приведи, мысли в кучу собери и не подведи папеньку. Хорошо? — попросил царь, выходя из комнаты дочери и тихонько прикрывая дверь.

Василиса, дождавшись пока стихнут шаги, достала тарелку, положила на край яблоко и легонько его толкнула.

— В обед, — сказала она, когда появилось изображение.

* * *

Ветер, гулявший сквозь окна верхнего этажа Кащеева замка, слегка подвывал на поворотах. Яга, расставив вокруг себя баночки и горшки, возилась около лабораторного стола. Кащей рылся в сундуке.

— Не люблю я этого всего, — недовольно бурчал он себе под нос. — Карнавалы, переодевания, маски, притворство. Мне по нраву лоб в лоб. Это братец у меня был мастак на хитрости. А я как начинаю интриги строить, да многоходовые комбинации продумывать, обязательно всё прахом пойдет.

— Странно, — заметила Яга.

— Что странно?

— То, что вы с братом такие разные были, — пояснила старушка.

— А чему ты удивляешься? Генетика, сука, непредсказуемая. Среди ворон, вон, нет-нет да и появится альбинос. Хотя, по всем вводным данным такого случиться не должно. Альбиносы сами по себе к выживанию в диких условиях не приспособлены, да к тому же их нормальные сородичи чураются. Завести семью, наплодить детей у них шансов, получается, нет. А, следовательно, передать свои альбиносьи гены тоже шансов нет. Но, поди ж ты, с завидной регулярностью у вида corvus corax появляются белые особи.

— Ты где это такие исследования проводил?

— Дома. У меня на крыше замка не одно поколение этих птичек выросло.

Кащей достал из сундука шапку-невидимку и попробовал натянуть на голову. Шапка не налезала. Выругавшись, он отложил головной убор в сторону и принялся рыться в одном из ящиков стола. Достал бритву, стал брить голову.

— Отслужила шапочка своё, — бормотал Бессмертный. — Заряд недолго держит, на голову не налезает.

— Ой, вот не надо тут, — возразила Баба Яга. — Не в шапочке дело. Если бы кого-то бабы в бане водой не облили, пока он там прятался, работала б шапка как новенькая.

— Не на тебя же мне любоваться, — грустно вздохнул Кащей. — Извини, конечно, но твоя пора цветения прошла.

— Да у меня и пора спелости прошла, равно как и сбора урожая, — хихикнув, ответила старушка. — Даже по самым грубым подсчетам. Если проводить аналогию с какой-нибудь яблоней, то косточки плодов моих должны были прорасти в полноценные деревья давным-давно. А у тех, проросших деревьев, свои плоды тоже давным-давно должны были не единожды опасть.

— Не прибедняйся, — продолжая брить голову на ощупь, ухмыльнулся Бессмертный. — Все мы прекрасно знаем, что здесь ты молода душой, а где-то там, — Кащей неопределенно махнул рукой с бритвой, — еще и мир есть, в котором не только душой, но и телом.

Баба Яга посмотрела на Кащея и поморщилась.

— Как ты ее на сухую шкрябаешь? Шкряб-шкряб — противный звук, хоть уши гвоздём прокалывай.

— Да? — Бессмертный погладил лысину — А я не замечаю.

— Ужас, — заверила Яга и вернулась к приготовлению снадобья.

Некоторое время они готовились в полной тишине, нарушаемой только поскуливанием заблудившихся в замке сквозняков. А затем лежащая на краю стола тарелка с витиеватым голубым узором издала странный писк, яблоко на ней само по себе стало кататься по кругу и вместо дна проявилось изображение Василисы.

— В обед, — сообщила она.

* * *

Импасибл распахнул окно, сладко потянулся, после чего высунул руку на улицу, будто проверяя, есть ли осадки. Подержал с полминуты и на руку ему, хлопая крыльями, приземлилась абсолютно белая ворона.

— Прекрасно, — улыбнулся рыцарь и, вернувшись к столу, пересадил птицу на спинку резного стула.

Взял чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу, вывел «После обеда», подул на буквы, ожидая, когда надпись просохнет. Затем сложил листок в несколько раз, сунул в клюв птице и, вновь перенеся абсолютно белую ворону к окну, подкинул её в воздух.

— Лети, птичка! — сказал он. И принялся одеваться, напевая незатейливый мотив.

* * *