— Я видела сон! — сообщила Яга, открыв глаза и уставившись в потолок.
— Живая, — облегченно протянул Кащей.
— И даже проснулась там, где уснула, — продолжала гнуть своё Яга. — Прежде, чем я его убью, надо обязательно выяснить, чего этот затейник мне подсыпал.
— Какой затейник? — спросила Василиса.
— Мишка.
— Импасибл?
— Он самый. Собирался к тебе идти свататься. Я ему, значит, дурачку такому, объяснять начала, что, мол, ты женщина замужняя и тебе этого не надо. И вдруг, хлоп — понимаю, что сплю и вижу сон. А потом, хлоп — вы меня по щекам хлещете.
Старушка резво вскочила на ноги и заметалась по комнате. Подошла к столу, понюхала один стакан, затем второй. Посмотрела на свет пустую бутылку и выругалась:
— Вот паскуда такая захолмская, даже гадюку сожрал, не подавился.
— Да погоди ты метаться, — остановил её Кащей. — Скажи, Горыныч с болот прилетал?
— Да откуда я знаю? — пожала плечами Яга. — Я спала вообще-то. Не прилетал, наверное. Или не добудился.
— Ко мне этот Миша тоже приходил. По голове стукнул, иглу украл. Тебе подсыпал чего-то. Чует мое сердце и Горынычу он подгадил.
Яга еще раз понюхала стаканы. Уверенно отставила в сторону один и накрыла его каким-то горшком.
— Этот, — заявила она. — Как вернемся, ты уж, Кащеюшка, будь добр, попытайся выяснить, чего он мне подсыпал. Эту, как её, химию свою примени.
— Это так важно?
— Конечно! — возмущенно ответила Яга. — Как ты не понимаешь, я сон видела, но в нем не осталась. Может, когда-нибудь и окончательно проснусь. Там, где с книжкой в руках засыпала. Без чудес, но молодая.
Горыныча не нашли, хотя почти до рассвета кричали, звали и пытались понять, что произошло на разворочанном участке болота. К сожалению, обугленные деревья с развешенной на их остовах тиной не наводили на какие-либо путние мысли.
— Я не знаю, что тут происходило, но не хотел бы оказаться в эпицентре.
— Осмелюсь предположить, что наблюдаемые нами элементы деструкции превосходят по масштабам последствия взрыва перегонного куба, склепанного в прошлом году Кащеем и нелепо им же уничтоженного в момент тестирования на предмет повышения количества градусов в спиртосодержащих жидкостях, — поделилась мыслью Яга. — А жаль. Самогонка обещала быть нажористой.
— К сожалению, девяносто шесть градусов — это предел, — развел руками Бессмертный. — Природа не терпит передоза.
— Откровенно говоря, — проговорила Яга, — сам по себе Горыныч был скотиной беззлобной и добродушной.
— Тьфу на тебя, Яга! — топнула ногой Василиса. — Почему был? Ты по что его раньше времени хоронишь!?
— К сожалению, не раньше, — вздохнула Яга и потыкала веткой в нечто бесформенное, лежащее у самой кромки воды.
То, что они приняли за выброшенную на берег неведомой силой корягу, оказалось чешуйчатой головой с обрубком шеи. И голова эта, совсем недавно принадлежала Змею Горынычу.
— Не живут с такими увечьями, моя милая, — добавила Яга, помолчав. — Башку ему оторвало, от болевого шока тут, видать, огнем дышал, да вертелся юлой, вне себя от боли. Крушил-ломал всё. А потом в воду плюхнулся да потонул, кровью истекая.
— О, ужас, — побледнела Василиса, приложив ладонь ко рту.
— И имя этому ужасу, я так думаю, Миша Импасибл, — кивнул Кащей. — И что-то надо с ним решать, отнюдь не в математическом смысле. Значит, сделаем так…
В потайной ход Василиса проскользнула незадолго до того, как замок стал оживать, и поднявшись в свою комнату, принялась размышлять над планом Кащея до тех пор, пока в дверь не постучали.
— Доченька? — позвал извиняющийся голос отца.
— Вещайте, папенька, — предложила девушка.
За дверью завозились, затем папенька спросил:
— Я войду, доченька?
— Чего-то важное?
— Поговорить хотел.
Голос царя не менялся, оставаясь всё таким же заискивающе-извиняющимся.
— О чём?
— О будущем твоём.
— Догадываюсь я, как вы его себе представляете, папенька, — пробормотала себе под нос Василиса. — Ну, входите, милости прошу!
Дверь открылась, и в комнату вошел Златофил. Вид у него был под стать голосу, смущенный.
— Об чем, папенька, беседовать желаете?
— Ой, вот только не ёрничай, а? — вздохнул царь. — Ты думаешь, мне этот разговор легким кажется? О замужестве твоем беседовать желаю.
Василиса закатила глаза к потолку и простонала:
— Я, если не ошибаюсь, уже жената.
— Так на ком, Василисушка? На Ваньке-дураке. Ну, ошибки молодости, все мы понимаем, все молодыми были. Вот тебе сейчас предоставляется шанс одну из таких ошибок исправить и сочетаться браком с достойным человеком.
— Это с кем? С Импасиблом, что ли?
— Ну да, — кивнул царь. — А записи о первом браке мы удалим.
— Позвольте полюбопытствовать, каким образом?
— Я уже всё придумал, — радостно потирая ладони, принялся объяснять Златофил. — Прикажу писцам, перепишут весь тот том церковный, где про вас. Только строки о вашем с Ванькой бракосочетании пропустят. Ну, знаешь, где промежутки между буквами побольше…
— Кернинг.
— …где и строки пожиже…
— Интерлиньяж.
— где и сами буковки повыше…
— Кегль.
— Да что ты меня всё перебиваешь, еще и по-иностранному! — нервно дернулся царь всем телом. — Я с тобой о серьезном, о будущем. А ты кривляешься.