— О, это отдельная история. Когда-нибудь я тебе её обязательно расскажу.
— Ну а в трех словах?
— Детям в Африку зиму возил. Узнал, что в Африке ребятишки снега ни разу не видели и, решил их, значит, порадовать.
— И чего?
— Переборщил.
— Есть предположение, что избыточное отложение так и не рассосавшегося за столь долгий промежуток времени пигмента меланина связано с некими особенностями структуры кожных покровов, образом жизни и местом проживания данного индивидуума, — сообщила Яга.
— Что?
— Обгорел на солнышке с непривычки, — флегматично пояснила одна из голов Горыныча, по обыкновению торчащих в окнах.
— Э… — попыталась сформулировать следующий вопрос девушка.
— Бабкина манера разговора тебе непонятна тоже с непривычки, — пояснила голова из другого окна.
— Она к старости словоохотливая стала, — подхватила третья, — но это даже на пользу иногда.
— Короче, проникся он культурой тамошней, — продолжила вторая голова.
— Барабанчик привез, — подхватила третья, — магию Вуду освоил.
— Хорошо, у меня еще один вопрос.
Кащей кивнул, показывая, что готов ответить.
— А почему бы Бабе Яге не использовать омолаживающее зелье, чтобы прикинуться молоденькой девушкой и проникнуть к нему в избу?
— Освоив гаитянскую магию, Морозко стал чувствителен к любым её проявлениям, — объяснил Кащей.
Баба Яга тут же подхватила:
— Отталкиваясь именно от этой вводной, мы справедливо предположили, что основную часть операции необходимо переложить на кого-то не связанного с магией и в случае наличия сомнений у оного, заинтересовать материально…
— Яга! — гаркнул Кащей, обрывая очередную словесную конструкцию, и тут же совершенно спокойно пояснил, кивая на середину стола: — Дело рисковое, но и плата немалая.
Там лежала горка монет.
— Хм… — ухмыльнулась Настенька. — Золото я люблю.
— Хорошо, дедушка, — кивнула Настенька, потупив взор в пол и сдерживая улыбку.
Дождавшись, когда Морозко запрет дверь и хруст шагов по снегу затихнет, девушка огляделась. В бледном свете, пробивающемся сквозь изузоренные морозом стекла, нелепый стол привлек её внимание. А точнее, алтарь, разделенный на две равных части: белую и красную. Пространство под алтарём было устелено черной тканью. Там же, внизу, стояла вычурная бутылка с жидкостью, в которой плавали разноцветные, судя по всему, острые перчинки.
Сверху же, на правой и левой стороне, были симметрично расставлены свечи, стаканы и другие ёмкости. По центру, на грубой деревянной подставке расположился массивный крест, украшенный четками. На самом столе были рассыпаны лепестки цветов, лежали диковинные фрукты, амулеты, скомпонованные из птичьих костей, перьев, пуговиц, ниток, веточек причудливой формы.
— Так вот ты какое, Вуду, — пробормотала девушка и совершенно спокойно принялась за уборку.
Наводя порядок на стоящем возле окна столе, Настенька заметила массивную золотую цепь с прямоугольной подвеской, представляющей из себя имя дедушки на английском языке — «MOROZKO», и множество исписанных убористым почерком листов. Заголовки сообщали, что это «батлы», «диссы», «квадраты», «хип-хоп», «гангста». Далее обычно следовал перечеркнутый и исправленный рифмованный текст, напоминающий манеру общения самого Морозко.
Приведя стол в порядок, девушка окинула взглядом избу, пробормотала:
— Долго, блин…
И подняла было руку, сплетя пальцы в странном жесте. Но замерла. Опустила руку. Ещё раз огляделась в поисках веника и продолжила уборку.
Так в суете и пролетел день.
Вернувшись, Морозко первым делом оглядел избу и похвалил Настеньку за наведенный порядок. Затем потянул носом воздух и расплылся в широкой улыбке.
Рифмуя, Морозко открыл малоприметный вертикальный шкафчик и, положив туда свой посох, защелкнул на три массивных замка.
Девушка накрыла на стол.
— Дедушка, а зачем ты посох запираешь? — поинтересовалась Настенька.
— А если ключи украдет кто?