Недолговечная вечность. Философия долголетия

Восхитительна фраза Золя, сказанная о Гюставе Флобере, умершем от апоплексического удара в 1880 году: «Прекрасная смерть, завидный сокрушительный удар, заставивший меня пожелать себе самому и тем, кого я люблю, такого конца – быть уничтоженным в один момент, как насекомое, раздавленное гигантским пальцем». Другим можно завидовать во всем, даже в смерти. В их несчастье им повезло. В этом отношении поминальные обеды представляют собой традицию, укрепляющую наш дух: живые устраивают между собой перекличку и пируют, чтобы прогнать Безносую, они избавляются от мыслей о ней под звон вилок и чоканье бокалов. Армия усопших позволяет нам держаться на ногах под артиллерийским огнем и храбриться, несмотря на тех, кто падает то слева, то справа. Тайная гордость оттого, что мы пока еще в строю, сменяется ужасом, что мы можем быть следующим в списке. Нам доверена миссия быть свидетелями жизни и выразителями мнений тех ушедших от нас современников, которых мы представляем теперь на земле. Они живут в наших сердцах, в наших словах, в наших воспоминаниях. Говоря о них, мы возрождаем их к жизни, это наши усопшие, круг наших покойников. Хоровод теней, поселившийся внутри нас и не покидающий нас до самого последнего вздоха.

По мере того как наш срок приближается, перед нами встает новая задача: не пропустить наступление последнего момента и по возможности не оставлять связанных с этим решений на усмотрение тех, кто имеет медицинский или моральный авторитет. Биологическое выживание – не самая важная ценность, выше его стоят свобода и достоинство. Когда утрачиваются самостоятельность и способность владеть этим миром наравне с другими, когда простые действия – есть, дышать, спать – превращаются почти в пытку, наступает время попрощаться и уйти, приказав всем долго жить. По возможности деликатно. Как это сделал известный бельгийский писатель Хюго Клаус 19 марта 2008 года: его сразила болезнь Альцгеймера, он страдал от нарушения двигательной функции и решил отказаться от дальнейшей деградации. Надев свой лучший костюм, он отправился в компании жены и подруги-издательницы в больницу Миддлхайм в Антверпене. Выпив шампанского и выкурив сигарету, он безмятежно улегся в кровать, где ему сделали анестезию, а потом смертельный укол. Такой уход в Бельгии позволен законодательством, если пациент выразил «добровольную и обдуманную» просьбу. В высшей степени благородное прощание с жизнью.

Хоровод сожалений

Слишком поздно. Все эти чудесные вещи, которые не получилось увидеть, попробовать, воспеть, взять у жизни; все эти восхитительные люди, которые бросали на нас нежные взгляды, а потом отворачивались, обиженные нашим безразличием. Женщина, которую мы не сумели любить так, как надо, которую покинули в погоне за воображаемым счастьем и заставили страдать без всякой нужды; столь дорогой нам друг, пренебрегаемый нами и безвременно ушедший; чрезмерная материнская любовь, которая душила нас, но теперь нам ее так не хватает. Наше время ушло! Все лучшее с нами уже было. Нас мучают угрызения совести. Если бы можно было что-то исправить, если бы мне было на двадцать лет меньше! – говорит меланхолик. Но, увы, вполне вероятно, что он вновь совершил бы те же ошибки, будучи так же уверен в своей правоте. Мы знаем книги и фильмы, где герои появляются в прошлом, чтобы предотвратить катастрофу, изменить родословную, помешать роковому инцесту. (Как, например, в фильме «Назад в будущее»[131], где девушка из маленького американского городка влюбляется в собственного сына, по ошибке переброшенного в 50-е годы XX века. Все усилия героя сводятся к тому, чтобы переключить внимание своей будущей матери на своего будущего отца.) У нас, простых смертных, нет той возможности, которая предоставлена диктаторским режимам, а именно: переписывать историю, стирать лица, ретушировать фотографии.