Недолговечная вечность. Философия долголетия

Прошлое – это сокровище, которое мы должны вернуть к жизни, чтобы не лишать его тех, кто идет следом за нами. Вручить им ключи от мира – значит предлагать им не подражать нам, но, обладая всеми нашими знаниями, бесконечно спорить с нами. Возможно, они обратят такую свободу против нас самих: «Меня вы научили говорить на вашем языке. Теперь я знаю, как проклинать» (Шекспир)[158]. Но главное, что мы можем сказать: переходник работает как надо, связь налажена. Мы снабдили наших детей всем необходимым. При условии, что мы не передаем им одно только отвращение к жизни и к человеческому роду, как это делают в наши дни те, кто пророчит впереди одни несчастья. Каждое поколение может взять на себя лишь одну историческую роль, после чего оно должно уступить место другим. Каждое поколение – лишь звено в длинной цепи предшествующих и последующих поколений. Говорят, что Фред Астер (1899–1987), который неоднократно встречался с Майклом Джексоном, а также подсказал ему сюжет и помог со съемками клипа на песню «Триллер» (1982), отправил ему такую телеграмму: «Я старый человек. Я ждал кого-то на смену. Спасибо»[159]. Хороший наставник должен уметь принять свой уход, когда его работа завершена.

Часть пятая То, что в нас не умирает

Глава 9 Смерть, в чем твоя победа?

Все люди смертны, но для каждого человека смерть – это бедствие, оно настигает его, как ничем не оправданное насилие, даже если человек покорно ее принимает.

Симона де Бовуар

Козочка господина Сёгена

Любая детская книжка предлагает нам как минимум два прочтения: первое – назидательное, которое мы используем в воспитательных целях, и второе – более тонкое, не всегда сразу уловимое. Возьмем, к примеру, рассказ «Козочка господина Сёгена» Альфонса Доде. На первый взгляд кажется, что это притча о непослушании. Господин Сёген – фермер из Прованса; ему не удается сохранить ни одной из своих коз, потому что все они, одна за другой, стремятся к вольной жизни на просторе и убегают от него в лес, где их пожирает волк. Когда он покупает козочку Бланкетту, повторяется тот же сценарий: она тоскует по воле и хочет бежать. Господин Сёген запирает козочку в хлеву, но ей удается выбраться через окно. Как и другие козы, она убегает резвиться в горы, упивается свободой и в компании диких серн наслаждается душистыми травами. Когда наступает вечер, Бланкетта трепещет: в высокой траве появился волк, он пристально и спокойно глядит на нее. Согнув голову и выставив рожки, она сражается с ним всю ночь, но на рассвете – обессилевшая, вся в крови, – падает на землю и позволяет себя съесть.

Если предназначать эту историю для чтения непослушным детям, то она кажется восхвалением жизни по правилам: тому, кто вздумает бунтовать против родителей или воспитателей, грозит страшная судьба. Горе непокорным! Но за скучным морализаторством скрывается другой, более глубокий смысл: как только живое существо становится взрослым, оно может наслаждаться своей свободой лишь до заката, а затем, как бы яростно оно ни сопротивлялось, ему уготована смерть. Козочка господина Сёгена не сдается: она борется за жизнь до полного изнеможения – эта ночная схватка и составляет главную ценность рассказа. «Мы сражаемся не для того, чтобы победить зло, но чтобы оно не одержало верх над нами» (Сенека).

Можем ли мы согласиться со смертью, примириться с ней? Нет – ведь вплоть до самого конца она не прекращает исподволь подтачивать нас, она – «подлая», негодяйка, она грызет нас и разрушает все наше существо[160]. Это не враг, с которым мы могли бы попытаться договориться, это неумолимый закон, по которому день за днем, капля за каплей, иссякает наша жизнь. Своей кончиной мы можем разве что заключить временное перемирие. «Жизнь – это сосредоточение сил, брошенных на сопротивление смерти», – сказал физиолог Мари Франсуа Ксавье Биша (1771–1802), и эти его слова неоднократно повторялись другими. Даже если кто-то и оспаривает точность такой формулировки[161], она весьма красноречива. Мы умираем каждый день, в каждый выпавший нам на долю час, и наш последний час пробьет слишком рано. Жизнь рождается из непрерывной борьбы с самоуничтожением клеток, или апоптозом[162]; эта борьба препятствует саморазрушению организма. Жить, говорил еще Пруст, это ежедневно сопротивляться частичному, постепенному умиранию. Если перефразировать Биша, можно было бы сказать: «Смерть – это сосредоточение сил, уничтожающих жизнь, чтобы возродить ее». Нам предстоит исчезнуть, для того чтобы другие, в свою очередь, появились на этой земле.

Вечность, влюбленная во время