Недосказанность на придыхании

Неприятно и омерзительно до физической тошноты было наблюдать за тем, как женщины прикасались ко всему этому и методично, без эмоций и малейшего чувства брезгливости – голыми руками, снова и снова укладывали предметы и вещи в белые и чёрные полиэтиленовые мусорные мешки.

Так, прошаркивая из одной комнаты в другую, третью, четвёртую, пятую .... день за днём, руководя всем процессом: что надо выбросить – в чёрный мешок, что отдать на благотворительность, – в белый, а что «Вам это не надо ?», – в руки домработниц, – мы добрались до массивного гаража на 4 машины и, распахнув дверь, глубоко, в унисон, хором ахнули.

Вдоль 3 высоченных амбарных стен, от пола до потолка, тянулись деревянные шкафы, выкрашенные белой краской, с дверцами разного параметра, за которыми – чего нас только не ожидало !

Чтобы достать до самых верхних, пришлось волочить стремянку. Домработницы, прикинувшись агорофобками, тут же, одна за другой, заявили, что высоты они боятся и наверх не полезут. На самом же деле, ни у одной из них не было медицинских страховок, поэтому, случись что – возникли бы серьёзные проблемы, которых женщины никакого желания иметь не хотели.

Взбираться к потолку пришлось мне самой.

Дверцы под потолком, были самыми небольшими из всех: прямоугольной формы, с круглыми набалдашниками в виде дверных ручек. Шкафчики лихо открывались, приветствуя меня одинаковыми картонными коробками, которые я мерно спускала, ступая вниз со стремянки домработницам на пол, чтобы лично самой осмотреть содержимое позже.

Все они, как оказалось, были наполнены пожелтевшей финансовой документацией, беспорядочно и неряшливо свалено в кучу, изрядно перепачканной пылью, обляпанной ржавыми кофейными разводами и осыпанные сигаретным пеплом.

Вонь из коробок разила тошнотворная. В нос резко ударила волна аллергическая пыль, из которого сочно потекли сопли. Шмыгая носом, вытирая его рукавом, я про

Отослав работниц в противоположную сторону гаража разбирать другие шкафы, я натянула резиновые перчатки, загрузила руки в коробки и, брезгливо поморщившись, стала бегло перебирать бумаги, даже не вытаскивая их из коробок.

Всё одно и тоже: счета, чеки, расчёты, использованные почтовые конверты и бесконечные контракты. И – опять, Бог знает для чего, сохранённые, счета, чеки, контракты .... и так – 12 коробок, одна за другой …

В какой-то момент, в одной из коробок, тем же механическим, измождённым, многократно повторяемым нещадным жестом, я грубо схватила пригоршней пальцев рук увесистую кипу листов с отпечатанным текстом и – оторопела. Среди всего прочего бумажного беспорядка, царящих в коробках, эти белые, чистые листы, неожиданно аккуратно и опрятно сложенные, скреплённые крупной новенькой металлической зажимкой, – вне сомнения, не могли не привлечь моего внимания и резко остановить «конвейер» однообразного повторения.

Они не были упрятаны или скрыты, но и на видном месте тоже не лежали. Они были будто подложены между. Создалось немедленное и несомненное впечатление, что они были к чему-то или для кого-то подготовлены и терпеливо, мерно ожидали исполнить своё предназначение.

Неожиданно для самой себя, я – словно профессиональный вор, неизвестным для меня дотоле инстинктом, мгновенно бросила острый, шпионский взгляд на домработниц: заметили ли они мою оторопелость ? Но они активно ковырялись в хозяйственном хламе нижних шкафов, в другом конце гаража, не обращая никакого внимания даже на моё присутствие.

Испытав облегчение, я обратилась к рукописи: с первого взгляда на начальную страницу у меня создалось ошибочное, скоропостижное заключение: это – беседа или театральная пьеса, что вызвало во мне огорчительное разочарование и неудовлетворение. Я, в который раз за этот день, опять поморщилась: «Эххх … эти современные писаки-любители. Как жаль !».

К современной литературе я относилась с открытым разочарованным неуважением и предпочитала читать только старую классику.

С небрежностью и колебанием, покрутив увесистую пачку страниц, я уже собралась было сунуть её обратно вглубь, – в пыль, грязь и сигаретный пепел, откуда она и прибыла, – и даже сделала движение рукой, прикоснувшись к пачке когда-то соседствующими с ней засаленными чекам и контрактам, как что-то внутри – даже не любопытство, – нет, – мне послышался одиночный, отдалённый, жалобный женский голос изнутри этих листов, да так, что меня пробило дрожью и до физической боли сжало сердце. Словно опомнившись, я тут же одёрнула руку обратно и мысленно выбросила «Нет ! Что-то здесь не так … ».