Недостаточно худая. Дневник топ-модели

Чем ближе наступала Неделя моды, тем больше все начинали сходить с ума. Я была абсолютно измотана и издергана. Я не понимала, как Олимпия и Мадлен, которые, насколько я слышала, каждый день приходили домой почти в два часа утра, могли еще держаться на ногах. Я никуда не ходила вообще. Неделей раньше Эмиль пригласил нас всех к себе домой – в квартиру на крыше дома, расположенного в одном из самых крутых районов Сохо. Проще говоря, собрал нас всех поговорить, потому что в действительности все пришли со своими контейнерами с салатами, купленными в гастрономе рядом с его домом. Надо признать, что так было намного проще, потому что мы могли следить за тем, что едим, и не поддаваться искушению и увиливать от диеты. Я приехала первая и, когда он открыл дверь, была ошеломлена. Не знаю, зарабатывал ли он столько денег благодаря модельному бизнесу, чтобы приобрести такую квартиру, но место было просто умопомрачительное: огромная светлая гостиная с выходом на таких же размеров отделанную тиковым деревом террасу, с которой открывался восхитительный вид практически на весь Манхэттен. «Посиди тут, пока я приму душ». Сказав это, он тут же начал раздеваться прямо в моем присутствии. На какой-то момент я почувствовала себя очень неловко, и, успев только заметить, что под его льняной рубашкой скрывался весьма накачанный торс, я вылетела на террасу, не оглядываясь назад и надеясь, что другие скоро приедут.

Конечно, ничего не произошло. Эмиля явно забавляло мое смущение. А я тут же вспомнила, насколько неловко чувствовала себя, когда всего несколькими неделями ранее приехала впервые в захудалую студию Гилада в Париже. Казалось, прошла целая вечность. Я не знала до конца этот мир, но то, что я успела заметить, окончательно убедило меня в необходимости держаться подальше от этого странного окружения, наполненного всякого рода сомнительными типами, рыщущими хищниками и запрещенными веществами. Я чувствовала себя как маленькая девочка, которую случайно катапультировали в мир взрослых людей. Поэтому, когда два часа спустя все закончили свой аперитив (пепси макс в моем случае) и Людмила объявила о том, что все отправляются на вечеринку к Квентину («Надеюсь, ты прихватила купальник, Виктуар? Увидишь, у него потрясающая квартира с бассейном на крыше дома. Там устраивают просто сумасшедшие вечеринки…»), я отказалась от приглашения. Я была совсем не готова к «сумасшедшим вечеринкам» на крышах нью-йоркских домов. А самое главное, у меня не было на это никакого желания. Я чувствовала себя замерзшей и уставшей и страстно желала отправиться домой, чтобы позвонить маме.

Я ужасно скучала по ней. Мы обе считали дни, когда я вернусь в Париж. Время тянулось нескончаемо. Весь день мы обменивались сообщениями, а вечера напролет проводили, болтая по телефону, до той самой минуты, пока таблетка снотворного не начинала действовать. У меня ныли и болели ноги, желудок, а самое главное, вся кожа, и с каждым днем это становилось все невыносимей. Когда вечером я ложилась спать, мне казалось, что у меня разрывается вся спина, как у змеи, сбрасывающей свою кожу.

К счастью, среди всего этого безумия мне доводилось переживать приятные и необычайные моменты. На меня обратил внимание Рассел Марш – один из самых влиятельных кастинг-директоров во всем модельном бизнесе. Каждый год в начале сезона он отбирал двух или трех новичков, которых брал к себе под крыло и превращал в элитных моделей. Одним из таких новичков стала я, и посему по его просьбе я посещала кастинги абсолютно всех дизайнеров, с кем он работал. И их было немало! Это была огромная радость и даже честь – быть выбранной из такой огромной толпы других моделей, что в какую-то минуту я даже начала верить в то, что Себ далеко не переоценил мои шансы на построение исключительной карьеры в качестве элитной топ-модели.

Перед началом каждого кастинга Рассел Марш приветствовал меня, обращаясь исключительно по имени, произнося его с идеальным британским акцентом и подбадривающей улыбкой. Похоже, он реально верил в меня и представлял с особой заботой всем дизайнерам, говоря им: «Знакомьтесь, самородок этого года». Среди всей американской избыточности его добрые европейские манеры, его лондонская элегантность, его ясные глаза и особое внимание, которым он меня окружал, были как точка опоры и источник утешения для меня. Он действительно мог бы стать членом моей «семьи».