На следующий день родители ждали меня в гостиной. Я сказала им, что собираюсь почтить своим присутствием фотосессии, запланированные на следующий месяц, а после этого оставить профессию. Мама вздохнула: «Да, Луч, ты права. Ты должна уйти». Я посмотрела на отца. Было видно, что он не согласен с моим решением. «Виктуар, ты подписала контракт на год. Когда ты берешь на себя обязательства, ты должна их выполнять. Как только тебя пригласят в рекламную кампанию, все изменится. Не стоит опускать руки и останавливаться на уже достигнутом, зайка». Если бы только они смогли договориться между собой, возможно, это помогло бы мне принять окончательное решение.
Девятого декабря я встретилась с фотографом, его ассистенткой Селестой и командой дома моды Yojhi Yamamoto в автофургоне под каким-то очередным парижским мостом. Мы с Селестой сразу поняли, что день будет не из легких. На улице было жутко холодно, а одежда, которую мы рекламировали, представляла собой в действительности нижнее белье, сопровождаемое лишь небольшими юбочками и легкими тюлевыми накидками. Фотограф же вместе со своей ассистенткой были явно больше заняты своей историей любви, нежели нами.
И вот мы, полуголые, под очередным мостом ждали, пока эти влюбленные птахи, облаченные в пуховики, перчатки и шарфы, улучат хоть минутку между своим щебетанием, чтобы отснять кадр-другой.
Пойдя в очередной раз переодеваться и бросив мельком взгляд в их компьютер, я увидела, что они затирали все снимки, на которых были видны наши лица. Другими словами, мы провели несколько часов на диком морозе только ради фотографий, по которым нас невозможно даже будет узнать! Я почувствовала, как гнев начал закипать во мне. Селеста пыталась успокоить и приободрить меня: «Знаешь, он прекрасный фотограф. Один из лучших». И разве это давало ему право обращаться с нами подобным образом и затирать наши лица?
Во время обеденного перерыва еду привезли только двум влюбленным, нам же не досталось ничего. В конечном итоге, все же знают, что модели не едят…
Дела пошли немного лучше после «хорошего горячего кофе». Практически голые, мы вернулись под прицел фотокамер этих садистов-любовников, которые готовы были часами ждать пробуждения их вдохновения. Когда мы добрались до последней серии снимков, я больше уже не могла это выносить. Мы ждали слишком долго, и я была уверена, что промерзла там просто до смерти. Мне нужно было немедленно согреться, и я развернулась и пошла к фургону. Этот безмозглый фотограф не мог поверить своим глазам: «Но, Виктуар, ты что делаешь?» Я ответила, что собираюсь посидеть в теплой машине и подождать, пока он подготовится к съемке, громко захлопнув за собой дверь, чтобы избежать возможной ссоры.
Мы сделали последние фотографии, а затем они сообщили нам, что не могут отвезти нас домой и мы должны ехать на метро. Я уже спускалась на станцию, когда мне позвонила Фло: «Что случилось с фотографом, Виктуар? Он позвонил мне и сказал, что ты ему нагрубила». Я сказала, что едва разговаривала с ним, равно как и с его распрекрасной ассистенткой, а просто села в машину, чтобы не замерзнуть там до смерти. «Но ты кем себя возомнила? Он один из лучших в своей профессии! Он делает просто изумительные снимки». Я ответила, что видела его фотографии и ни на одной из них нас невозможно узнать. «Ты не знаешь ничего о моде, Виктуар. Он профессионал своего дела, в отличие от тебя. И если тебя что-то не устраивает, то тебе просто надо уходить». Я спокойно ответила: «Ты права, Фло. Я ухожу». И повесила трубку.
Вот и все. Я сделала это. Я была свободна. Наконец-то.