Когда я выходила из метро, она позвонила мне снова: «Слушай, дорогая, все не так уж и страшно. Ты переутомилась. Только что вернулась из Нью-Йорка, немного перегнула палку, и все наговорили вещей, которые совсем не собирались говорить». – «Нет, Фло, я имела в виду то, что сказала. Эта профессия и эта работа уже достали меня. Я буду на завтрашней съемке и на подготовке лукбука для Céline, как и было запланировано, но после этого я ухожу». – «Виктуар, ну, не сходи с ума. У меня для тебя сплошные хорошие новости. На днях я получила фотографии из Майами, и ты потрясающа! Фотограф тебя просто обожает!» – «Еще пять минут назад вы не знали, «кем я себя возомнила», а теперь я уже потрясающая. От этой вашей профессии меня просто тошнит». – «И потом, только что пришли списки ежегодных рейтингов: ты вошла в двадцатку топ-моделей, а это означает, что следующий сезон у тебя будет забит до отказа. Все звонят, чтобы зарезервировать тебя на показ в феврале. И Марио Тестино, один из фотографов, с кем ты встречалась в Нью-Йорке и кто регулярно снимает для
Я уже обо всем подумала. И ей не оставалось ничего, кроме как свыкнуться с этим решением.
На следующий день была назначена моя последняя фотосессия для
Очень быстро дизайнер впал в панику и полностью потерял контроль над ситуацией. Мне принесли плохо проглаженное платье, которое паровым утюгом он попытался догладить прямо на мне. «Что вы, по-вашему, делаете? Вы с ума, что ли, все сошли?» – «Извини, Виктуар, извини». – «Смотрите лучше за тем, что вы делаете, вместо того чтобы извиняться!» Спустя какое-то время мама подошла ко мне и с отвращением на лице попросила вести себя пристойно. «Это не моя вина. Этот парень настоящий идиот!»
К сожалению, фотограф оказался еще большим непрофессионалом, чем дизайнер. Его медлительность выводила меня из себя – зачем столько времени было проверять настройки у камеры, будто он собирался сделать фотографию века? Он заставил меня сесть на подлокотник кресла эпохи 1970-х годов и ждать целую вечность, пока он наведет резкость. «Все в порядке, Виктуар, тебе не очень неудобно?» Вовсе нет, кретин, – мне подлокотник впивается прямо в зад, и мне это безумно нравится. Он все еще возился с настройками, когда один из прутьев больно врезался мне в ягодицы. Когда боль стала просто невыносимой, я встала. «Ой нет, оставайтесь на месте». – «Я не собираюсь оставаться на месте, мне больно. Когда вы закончите возиться, я сяду и мы, наконец, сможем работать».
Это была нескончаемая фотосессия. Всякий раз, когда они меня просили что-то сделать, я грубо отвечала им. Я знала, что это неприемлемо, но уже не контролировала себя. Когда он в тысячный раз щелкнул пальцами, чтобы подозвать своего ассистента, я не выдержала и закричала: «Флориан, черт вас дери, его зовут Флориан!» Именно в этот момент мама встала и ушла.
Когда через час я села к ней машину, она все еще была вне себя от ярости: «Ты была ужасна, Виктуар! Ты не можешь вести себя так по отношению к людям. Это абсолютно неприемлемо!» – «Неужели? А как, по-твоему, они вели себя со мной эти последние несколько месяцев?» – «Мы воспитывали тебя совсем по-другому. Я больше не узнаю того человека, которым ты была». Оставшаяся часть времени по дороге домой прошла в полном молчании. Как только мы приехали, я заперлась в своей комнате.
Все вокруг меня просто бесили.