Когда Бесс удалилась, Лидия подошла к окну и оценивающе посмотрела вниз. Она сразу отметила: выступов на каменной стене практически нет. Оставалось только догадываться, как Виру удалось спуститься. Хорошо еще, что не было дождя. На мокрой стене, как с ужасом подумала Лидия, нога вполне могла соскользнуть, а Вир упал бы и сломал шею.
В этот момент ее внимание и привлекла шкатулка, черная блестящая крышка которой резко контрастировала с желтым подоконником. Сразу припомнилось, как беспокоился вчера вечером Эйнсвуд по поводу содержимого карманов своего жилета.
Журналистка до мозга костей, Лидия привыкла совать нос в чужие дела. При этом она была еще и женщиной. В общем, молодая супруга открыла шкатулку.
В ней хранились огрызок карандаша, черная пуговица, заколка и крошечная щепка черного дерева.
Лидия поднесла шкатулку ближе к глазам, вернула ее было на подоконник и неожиданно для самой себя прижала к сердцу.
– О Эйнсвуд! – тихо воскликнула она. – Да ты вовсе не порочен, если способен на такие сантименты!
– Ты самое надоедливое существо женского пола на земле! Тебя вообще ничего не устраивает, – проворчал Вир, глядя на собаку. – Дождь льет вовсю, Сьюзен. Неужели, черт побери, тебе приятнее мокнуть, чем оказаться в большом, теплом и сухом доме под опекой лакеев и горничных? Кстати, и мамочка там. Ты же хочешь встретиться с мамочкой?
Ответом был глубокий отчаянный вздох, на который способны только собаки.
Сьюзен рванулась вперед. Вир подобрал выпавший при этом сверток и зашагал к дому. Скоро он предстал перед Джейнесом.
– Чертова собака не хотела идти, – пояснил Вир, передавая слуге поводок, и, не дожидаясь ответа, направился в свою спальню.
Бросив там сверток на стол и сняв жилет, он оглянулся и увидел жену. Она сидела у камина, обхватив колени руками.
Сердце Вира забилось в три раза быстрее.
Стараясь не пересекаться с ней взглядом пока не восстановится дыхание, он присел перед ней на ковре. Надо было что-то сказать, но он не знал что именно. Вир медленно поднял глаза и увидел испачканные чернилами пальцы, сжимавшие шкатулку. Несколько секунд он молча смотрел на нее, мысленно проклиная Джейнеса. Это была его идея, сложить все в шкатулку.
– Что там у тебя, Гренвилл? – с легкой усмешкой спросил Вир, наконец взяв себя в руки. – Яд для невыносимых мужей?
– Вещи, сохраненные на память. Своего рода реликвии.
– При чем здесь реликвии! – воскликнул он, но легкий румянец на щеках тут же выдал его. – У меня есть привычка совать в карманы всякую дребедень, чтобы позлить Джейнеса.
– Ты так прелестно выглядишь, когда смущаешься, – улыбнулась Лидия.
– Я не смущаюсь. Мужчина, который провел полдня, общаясь исключительно с собакой, волей-неволей будет выглядеть смущенным, когда заговорит с женщиной. Верни мне это, Гренвилл, – сказал Вир, протягивая руку. – Тебе не следует копаться в моих личных вещах. Я же не пытался подглядеть содержание новой главы «Фиванской розы», не так ли?
Вир почувствовал, что шкатулка легла в его ладонь. Именно почувствовал, а не увидел. Взгляд его был прикован к ее лицу. Лидия опустила ресницы, но, прежде чем она сделала это, он успел заметить в ее глазах смущение и испуг.
– Я не слепой, – сказал он. – Я видел у леди Дейн перстень с большим рубином, поразительно похожий на описанный в «Фиванской розе». Смутные подозрения насчет авторства некоего Сабеллтира у меня появились намного раньше, когда я случайно переставил буквы его имени, и получилось «Баллистер». А когда увидел этот перстень, все сложилось окончательно. Сегодня я выяснил, думаю, тем же способом, что и ты, откуда привезен рубин леди Дейн. О том, что его похитили из пирамиды фараона, история умалчивает, но зато достоверно известно: камень куплен агентом ювелирной фирмы в Египте.
К чести Гренвилл, она не стала изображать непонимание.
– Ты заподозрил ранее? – Голубые глаза Лидии удивленно блеснули. – Из-за чего? Даже поразительно догадливая мисс Прайс с минуту смотрела на меня открыв рот, когда я ей раскрыла эту тайна.
– Ты выдала себя в двух последних опубликованных частях, когда Диабло вдруг начал говорить моими словами.
Лидия выпрямилась, зашуршав бомбазином, и принялась размеренно ходить по комнате, так же как вчера вечером.
Вир поудобнее устроился на ковре, подложив под голову сплетенные руки таким образом, чтобы Лидия оставалась в поле зрения. Ему нравилось наблюдать за ней, когда она так ходит, будто демонстрирует достоинства своей великолепной фигуры. Конечно, это у нее получалось непреднамеренно. Но Лидия была женщиной в полном смысле этого слова.
Вир лежал на мягком ковре, а перед его мысленным взором возникали различные образы, медленно приближаясь и удаляясь в никуда, как волны на берегу.
Вспомнились несчастные дети, которых он видел, когда гулял со Сьюзен неподалеку от тюрьмы Маршалси. Одни торопливо шли куда-то, видимо, выполняя поручения родителей, узников долговой тюрьмы, другие возвращались и апатично, с явной неохотой шли в сторону мрачных ворот, невольно замедляя шаг по мере приближения.