Недоступная и желанная

Впрочем, вне зависимости от того, в чем Вир сам видел причины своего поступка, Лидия не сомневалась: супружество является формой, утверждающей мужское доминирование, причем безоговорочно поддерживаемое социальными институтами – системой права, церковью и королевской властью. Короче, всеми, кроме самих представительниц угнетаемого пола. Их энтузиазм по отношению к сложившемуся положению дел колебался от сравнительно сильного (у крайне небольшого числа введенных в заблуждение социальными институтами) до практически нулевого (у сумевших освободиться от предрассудков и суеверий). Лидия выбрала место среди последних еще в ранней юности и не собиралась изменять этому выбору.

– Благодарю тебя, – произнесла она холодно и, насколько была способна, твердо, – но брак не для меня.

Вир отошел от двери и встал возле стола напротив Лидии.

– Только не говори, что это связано с какими-то высокими принципами.

– Между тем это действительно так.

– Мне кажется, ты просто не понимаешь, почему женщина не может вести себя так же, как мужчина. Не понимаешь, что ты не можешь просто переспать со мной и забыть про меня. Думаешь, мол, если мужчины так поступают, то почему я не могу, верно?

– Женщины тоже так поступают, – ответствовала Лидия.

– Шлюхи. – Вир присел на край стола и склонился к ней. – Ах да, теперь ты начнешь говорить, что называть поступающих так женщин шлюхами несправедливо. Почему женщин поносят за то, что мужчины делают совершенно безнаказанно, да?

Фактически Лидия действительно так думала и примерно это собиралась сказать. Она посмотрела на него с некоторым опасением. Выражение лица Вира изменилось. И это озадачило ее.

Ощущение неловкости усилилось. До этого момента Лидия могла бы поспорить на любую сумму, ставя на то, что у него нет и малейшего представления о ее мыслях и идеалах. Да его это вообще не интересует. В ее представлении Эйнсвуд разделял женщин исключительно по физической привлекательности, чтобы использовать лучших в этом плане по тому единственному назначению, ради которого они и существуют.

– Хотелось бы знать, почему я являюсь той единственной женщиной, которая должна выйти за тебя замуж, – сказала Лидия, – особенно учитывая то, как ты расплачивался с другими женщинами. С сотнями других женщин.

– В твоих устах это звучит так, что ты единственная изо всех выбрана для наказания, несомненно жестокого и бесчеловечного. – Вир отошел от стола к камину. – Ты думаешь, что я – плохая партия. Или скорее не так, а еще хуже. Для тебя не персонально я, а все мужчины являются плохой партией. – Он взял ковш для угля и, продолжая говорить, пополнил запас питания гаснущего пламени. – Презрение к мужчинам настолько ослепило тебя, что ты не видишь преимуществ жизни в браке с любым из них, а со мной в особенности.

Лидия подумала, что эта речь могла бы быть убедительной, не наблюдай она сама в течение многих лет так называемые преимущества жизни с супругом, не встречай она практически ежедневно замужних женщин с разбитым сердцем, оставленных без помощи, не чувствующих никакой стабильности и, что еще более ужасно, постоянно подвергающихся насилию и оскорблениям.

– Какие же именно преимущества ты имеешь в виду? – спросила Лидия. – Твое огромное состояние? Так тех денег, которые я зарабатываю, мне вполне хватает, да еще и на черный день кое-что остается. Или речь идет о привилегиях твоего титула? Что он мне даст? Модную сейчас возможность участвовать в делах высшего общества, которые сводятся к злословию по поводу соседей? Может, ты имел в виду право появляться при дворе, то есть кланяться королю и расшаркиваться перед ним?

Вир, не разгибаясь, колдовал возле камина. Он уложил уголь с помощью кочерги и, используя ручные мехи, превратил аккуратную кучку в пляшущее пламя. Работал с неторопливостью и обстоятельностью человека, занимавшегося этим многие годы. Это было тем более удивительно, что труд истопника считался недостойным даже лакея, не говоря уж о пэре королевства.

Взгляд Лидии скользнул по его широким плечам и опустился по выдающей силу спине к тонкой талии и бедрам.

По ее телу вновь прокатилась горячая волна желания, но она усилием воли подавила ее.

– Или ты, видимо, считаешь привилегией, – продолжила Лидия, – обязанность жить в узких рамках правил, определяющих, что я могу и что не могу говорить, делать, думать?

Вир, наконец, распрямился и повернулся к ней. Лицо его было абсолютно спокойным.

– Ты могла бы, например, позаботиться о мисс Прайс, из-за безделушек которой рисковала жизнью, – сказал он ровным голосом. – Будучи герцогиней Эйнсвуд, ты обеспечила бы ее приданым, что позволило бы девушке самой выбрать жениха.

Лидия уже открыла рот, готовясь заявить, что мисс Прайс нуждается в муже не более чем мисс Гренвилл, но тут проснулась ее совесть, и Лидия закричала: «Откуда ты знаешь?» Лидия замерла, молча глядя на Эйнсвуда, в то время как голова начала работать все быстрее и быстрее.