Недра России. Власть, нефть и культура после социализма

В сопроводительном материале, написанном исполняющим обязанности директора и председателем отделения партии в ПНОС, отмечалось, что в 1970-х годах, когда предприятие занималось в основном переработкой нефти, отрицательные последствия его воздействия на окружающую среду были похвально незначительны. Но, по его словам, поскольку ПНОС расширил свою работу, включив в нее другие аспекты нефтехимической и химической переработки – в том числе производство бутана, мочевины и аммиака, – экологический менеджмент усложнился, а завод не был обеспечен ресурсами, необходимыми для выполнения запланированных природоохранных задач. Он обещал, что теперь строительство новых средств производства, которые позволят еще глубже перерабатывать нефтепродукты, развернется с полным вниманием к охране окружающей среды[87].

Общественный протест не прекратился, и в последующие месяцы ПНОС боролся за то, чтобы его не закрыли, и использовал самые разные стратегии для достижения компромисса. Например, поскольку активисты сосредоточили большую часть своего внимания на новом, строящемся нефтеперерабатывающем заводе ПНОС, нескольким лидерам местного экологического движения оплатили поездку в другой город, где уже работал аналогичный объект, пытаясь продемонстрировать его безопасность. Эта поездка не привела ни к каким компромиссам, и все же серия публичных встреч и газетных статей привлекла внимание к постоянно растущему списку экологических опасностей: горам ядовитых отходов, загрязнению рек, испарению горючих химикатов и многому другому. Несмотря на то что ПНОС все-таки выжил, работа над новым нефтеперерабатывающим комплексом «Парекс» была приостановлена до получения от Министерства нефтепереработки и нефтехимии нового финансирования для экологической модернизации и смягчения последствий переработки.

Полтора десятка лет спустя Сухарев, ставший главой ПНОС всего за год до того, как статья «Тучи над головой» была расклеена по всей Перми, вспоминал:

Иначе как «монстром», губящим природу и здоровье людей, завод тогда не называли. Экологические проблемы стали в Перми толчком для процессов, которые сейчас мы называем демократическими. И так случилось, что на острие крупного социально-экономического конфликта попали мы[88].

В постсоветском исследовании об истории компании этот эпизод в целом рассматривается схожим образом, и там с некоторой обидой говорится о том, что именно ПНОС, а не какое-нибудь другое из крупных предприятий города, загрязнявших окружающую среду (а в них не было недостатка), принял на себя основной удар общественного гнева:

Пристальное внимание общественности страны привлекает каждый завод, каждая фабрика, чье воздействие отрицательно сказывается на здоровье человека. В нашем городе за примером далеко ходить не надо. Несмотря на то, что завод имени Орджоникидзе со своим ярко-желтым дымом находится прямо в зоне отдыха горожан… город ополчился на нас. Статья в «Вечерке» «Тучи над головой» имеет громадный общественный резонанс: жители Первомайки требуют расселения, а весь город – если не полной остановки «главного монстра», то уж прекращения только что начавшегося строительства «Парекса» – обязательно [Сверкальцева 1998: 57].

Помимо того что ПНОС находился в центре Индустриального района города, имелась, вероятно, еще одна веская причина, по которой именно ПНОС, а не какая-либо другая промышленная организация оказался в центре внимания экологических активистов: он не был самым авторитетным и не обладал самыми тесными политическими связями с промышленными организациями города. Он не отождествлялся с верхними эшелонами регионального политического устройства или с военными и, таким образом, стал идеальной целью для пробной попытки еще не оперившегося экологического движения. Даже когда в самом конце советской эпохи нефтяной сектор занял ключевую позицию в представлениях о регионе, эта позиция досталась ему отчасти из-за сравнительно низкого положения в неофициальной региональной иерархии.