Недрогнувшей рукой

Поэты умеют таинственным своим языком выразить то, что обычные люди не способны (или же боятся) высказать обычными, будничными словами. У Некрасова: “Тяжело умирать, хорошо умереть”, у Ивана Тхоржевского о том же: “Легкой жизни я просил у Бога, легкой смерти надо бы просить”. И – как всегда у Пушкина: простота, ирония, предельная завершенность и точность: “…Предполагаем жить… И глядь – как раз – умрем”.

* * *

Как часто со мной бывает, какая-то случайная встреча, картинка, эпизод, фраза, даже слово вырастает в символ, становится метафорой. Когда что-то невысказанное, мучительное концентрируется в неожиданной точке.

Вот однажды увидела старичка – маленького, сухонького. У него в руке был узелочек, как у персонажа мультфильма. Его хотелось привязать к палке и нести на плече – чисто “Ежик в тумане”. В голове вертелось неуместное: странник, калика перехожий. Куда он шел? Из какого тумана в какой туман? Он примеривался, как успеть перейти широкую улицу, пока горит зеленый свет. Стоял и наблюдал, пропустил уже две смены светофора. Я тоже остановилась, сама не знаю почему. Хотела подойти и помочь, но застеснялась. И когда он решился и шагнул на мостовую, я пошла за ним следом, чтобы жестом остановить поток, если тот замешкается. Но он пересек улицу и неторопливо побрел дальше. Куда? Что было в том узелке? Меня это почему-то мучает по сей день. Кажется, в нем и была тайна. Или хотя бы ключ к разгадке…

И еще. Прошлой осенью в саду Борисоглебского монастыря по дороге из Ростова в Углич увидела розовато-сиреневые цветы. Оказалось, это безвременник – он цветет тогда, когда земля уже покрывается слоем опавших листьев. Оказывается, и так бывает.

И – как писал Арсений Тарковский: “Жизнь хороша, особенно в конце…”

Предполагаю жить…

Иллюстрации

С мамой и папой на даче в Отдыхе. Я обрита наголо. 1954

Мой дядя Самуил Евгеньевич Фейнберг (дядя Сеня) с учениками, студентами Московской консерватории. Слева – Константин Холмогоров, отец моего мужа Михаила Холмогорова. Та самая фотография, которая хранилась в обеих наших семьях

Дядя Сеня за роялем. Рисунок Л. Е. Фейнберга. Частное собрание

Валентин Яковлев. Портрет моей будущей бабушки Марии Ивановны Коровиной (1916), увидев который мой дед заочно в нее влюбился. Частное собрание

Фейнберги на даче на Николиной Горе: моя бабушка Мария Ивановна, дедушка Леонид Евгеньевич, его брат Самуил Евгеньевич, мой папа и его младшая сестра Соня. Начало 1930-х

Папа с младшей сестрой, будущей знаменитой детской писательницей Софьей Прокофьевой. 1940-е

Папа на фронте. 1943

Мама. 1940-е

3-я Миусская улица (сейчас ул. Чаянова). Дом композиторов, где жили папины родители и где прошли мои первые детские годы

Конверт от моего детского письма, подписанный рукой отца

Мы с двоюродным братом Сергеем Прокофьевым, будущим антропософом, на Миусском сквере. Зима 1955 года

С подругой всей жизни Лёкой, Еленой Чичельницкой (Натансон). 1959

3-я Миусская улица (сейчас ул. Чаянова), 7. “Дом с белочкой”, где жили мамины родители. Внизу – та самая белочка

Бабушка, мамина мама Софья Ефремовна Прудовская, 1930-е

Дед, мамин папа Исаак Борисович Прудовский. Санаторий “Монино”, 1949

Чаепитие с соседями на даче в Отдыхе. В центре – папа и мама, слева – мамин брат Юрий Прудовский, справа – дядя Сеня и я. Конец 1950-х

Мама и папа в Отдыхе. 1963

Меня приняли в пионеры. 1963

Едем на сенокос. Единственная моя фотография из деревни Юшино, родины моей няни тети Пани. 1964

Конверт письма деда Леонида Евгеньевича мне в деревню Юшино

Мой портрет, нарисованный дедом Л. Е. Фейнбергом в Доме творчества писателей в Малеевке. 1972

Мы с первым мужем Владимиром Акулиным. 1973

С Мишей и нашей дочкой Витой. 1983

Мой дед Леонид Евгеньевич со второй женой Верой Николаевной Марковой и сыном, моим отцом. Малеевка, 1977

Дом 30 в Скатертном переулке, где мы жили с 1979 до 2017 год

Наш дом в деревне Устье Тверской области, где мы четверть века проводили каждое лето

Мама на презентации одной из моих книг. 2012

Последняя наша с Мишей общая фотография. 2016. Фото А. Степаненко