Недрогнувшей рукой

“Прокрастинация” – красивое иностранное понятие, с недавних пор прокравшееся в нашу жизнь. Впрочем, оно не так давно вошло и в научный оборот, как и “синдром отложенной жизни”. На самом-то деле, именуясь не терминами, а простыми словами, эти истины известны человечеству с давних пор. У людей сложные и хитроумные отношения со временем: они ловко умеют обманывать сами себя, смещать приоритеты, откладывать трудное на завтра, искусно лавируя и умело совмещая в своих интересах несовместимое: “Я подумаю об этом завтра” и “Carpe diem” – “Лови момент”.

В одном из Посланий Апостол Павел говорит, что мы должны дорожить временем, потому что дни лукавы, а в той же главе Екклесиаста, откуда бесконечно цитируют “время разбрасывать камни и время собирать камни”, сказано и более общее: “Всему свое время, и время всякой вещи под небом”. Из этого следует многое, в частности понимание того, что́ мы можем в юности, а что́ становится уделом старости (кстати, не хотелось бы воспринимать это только лишь в мрачном свете). Мы моты, транжиры, не способные не только всегда, но даже иногда поступать так, как если бы настоящий миг был единственным доступным нам, не чувствуем реальности и уникальности момента.

Два с лишним столетия назад знаменитый баснописец Иван Андреевич Крылов под Новый год написал пародийную “Похвальную речь науке убивать время”. Начиналась она так: “Наконец сбыли мы с рук еще один год, убили триста шестьдесят шесть дней и можем сказать торжественно: не видали, как прошло время!” Зачин тоста, подходящего и сегодня для любого новогоднего застолья.

У почтенного возраста не так много преимуществ, и чтобы ими воспользоваться, надо приложить серьезные усилия. Оставим в стороне необходимость заботиться о здоровье и поддерживать физическую форму, значительных сил требует сохранение формы моральной и ментальной. И здесь огромную роль играет самоирония.

Многие доктора овладели искусством утешительных дефиниций. Слышала – применительно к себе, например, такие:

эндокринолог о результатах УЗИ щитовидки: “Есть кое-что, но не волнуйтесь: не успеет вырасти”;

стоматолог о пломбе: “Учтите, это последний подход к снаряду”;

окулист: “Пока это еще не глаукома, а естественный износ”.

Все любят ссылаться на киплинговского промахнувшегося Акелу, а мне запомнился рассказ путешественника, посетившего какие-то экзотические острова, о том, как старый вождь умолял его дать ему краску для волос: “Если люди моего племени заметят, что я седею, они убьют меня”.

Перевод латинского крылатого выражения “Memento mori” – “Помни о смерти” – остряки переиначили: “Не забудь умереть”. А вот психотерапевты-экстремалы стали практиковать такой метод лечения депрессий как “гроботерапия” – сеанс, имитирующий процедуру похорон с укладыванием в гроб, погребальной музыкой и речами и в самых жестких случаях забиванием гвоздей в крышку. Говорят, после такого приключения вкус к жизни резко возрастает.

Когда я думаю о том, что жизнь конечна, заставляю себя понимать, что не кончена. И главное здесь – помнить о смыслах, о подлинных ценностях. Виктор Франкл, пройдя через невыносимый опыт нацистского концлагеря, доказал возможность сохранить надежду и достоинство именно на этой основе.

Однажды в молодости видела символ кошмарной работы – что там Сизиф… Еще в докомпьютерную, страшно сказать, эру повели нас в типографию на экскурсию. И там сидела среди прочих наборщица иероглифов (пояснила, что русско-японский словарь) – женщина средних лет, такая бесцветная, что волосы, губы, глаза сливались в одну белесую поверхность. Ее спросили, как она различает значки, трудно, наверное, набирать, не понимая смысла, и она таким же монотонным, лишенным интонации голосом односложно ответила: “Привыкла”.

Много лет я об этом не вспоминала, а недавно вдруг всплыло в памяти, и, конечно же, сразу откликнулось сном. Будто я сижу у огромного стола, он медленно движется, вроде как конвейер. А на нем статуэтки гипсовые ползут однообразной нескончаемой чередой – “Мыслители” роденовские, сантиметров по тридцать ростом. Передо мной раскрытая амбарная книга, и я должна взять каждую фигурку в руки, осмотреть и записать, чем она отличается от других. Какое же счастье видеть в своей работе смысл…

Принято считать, что чем старше человек становится, тем сильнее подступает страх смерти. Но тысячу раз прав Мандельштам:

О, как мы любим лицемерить
И забываем без труда
То, что мы в детстве ближе к смерти,
Чем в наши зрелые года.

“Ближе к смерти” я, как, наверное, и все, бывала не один раз. Иногда это была реальная опасность, а иногда – страх, даже ужас возникал на пустом месте.