Недвижимость

– Это опасно, – заметил Кастаки. – Непонятное притягивает. Ты постарайся, пойми. А то, как всегда, сначала вляпаешься, а потом разберешься, – нехорошо, знаешь.

– Но обычно.

– Я же и говорю – как всегда, – согласился он со вздохом. -

Давай еще по двадцать?

– Давай. Нет, просто там что-то такое есть… не знаю. Откуда мне знать? Я с ней тремя словами не перекинулся. Все по делу.

Задаток, цена… уступите, не уступите. В общем, как на базаре.

Собственно, почему – как? Базар и есть. Торговля. Недвижимость.

А про жизнь мы не говорили. Она очень грустная.

– Мужик ее бросил, – сказал Кастаки, ставя бутылку. – Вот и грустная.

– Ну начинается… с чего ты взял? Там есть, конечно, какой-то мужик… коммерсант какой-то, хрен его знает. Сейчас в Париже.

По делам. Но скоро приедет.

– Естественно. У всякой девушки есть мужик. И не верь, если кто-нибудь скажет другое. С детьми?

– Нет.

– Ну тогда точно мужик бросил. Давай. Не чокаемся?

– Нет уж, чокаемся. Давай за тебя, Шура.

– И за тебя.

– Я про нее потом все узнаю. Понимаешь, мне сейчас неловко. Она подумает, я к ней клеюсь, чтобы какую-нибудь выгоду получить… между делом… понимаешь? Она клиентка моя. Нет, не моя. Ну не важно. Все равно неловко. Глупо. Дело есть дело, верно?

– Между делом иногда тоже, знаешь…

– Да ладно тебе. Тут совершенно все не так. Вот сделка пройдет, я буду свободен от прежних обязательств. И уж тогда позвоню.

Кстати, у меня и телефона-то ее нет. И никто не даст. Там такая

Марина одна, агентша… не даст она мне номера. Ты что! Телефон!

Это же в нашем деле каюк!.. Я напою Марине всякого про свою любовь, Марина мне даст телефон, я позвоню Ксении – и что скажу?

Неужели тоже про любовь? Черта с два! Я скажу совершенно другое!

Так, мол, и так, дорогая Ксения, зачем вам платить этой Марине, когда можно и без нее обойтись? Вас ведь цена не устраивала? Вы скидочку хотели? Пожалуйста: если будете со мной дело иметь напрямую – так на две тысячи меньше. Или даже на три. Закоротим

Марину – и все довольны. А? Годится?.. Нет, Марина мне телефончика не даст. Что ты! Это только после сделки. Как ты считаешь?

Я замолчал.

– Что-то ты мне не нравишься, Капырин, – сказал Кастаки.

22

На четвертом гудке хрустнуло.

– Алло?

– Крестецкую будьте добры… спасибо… Нина Михайловна? – спросил я, морщась от головной боли. – Это Сергей.

Услышав, что я нашел покупателя, Нина Михайловна обрадовалась.

То есть она сначала обрадовалась, а уже обрадовавшись, спросила, за какую цену. Узнав цену, погрустнела. Но именно погрустнела, а не оскорбилась – из чего я заключил, что она стоит несколько ближе к реальности, чем во дни наших первых свиданий.

– Да, шестнадцать на руки, – повторил я. – Вы подумайте. Если устраивает…

– Но вы же говорили – двадцать две, – робко начала она.

У меня стрельнуло в затылке, и я невольно закряхтел, держась за висок.

– Двадцать две – это если продавать полтора месяца. Я же объяснял. Вы поймите, я не против того, чтобы вы получили двадцать две. Я могу продать ее обычным способом, и тогда вы столько и получите. Примерно столько, – оговорился я. В затылке теперь что-то противно перелилось справа налево. – Двадцать две плюс-минус сколько-то за счет неизвестности будущего… вы же понимаете: будущее известно нам, но не в деталях, – говорил я, мучительно пытаясь сообразить, зачем это делаю. Вот ведь тянет, тянет черт за язык! – Правильно?

Она понятливо угукнула.

– А тут совсем другое дело, – сказал я, ободренный. -

Подвернулся человек, который хочет на вашей квартире немного заработать. И этого не скрывает. Ему не нужна квартира как таковая. Ему нужен навар. Он хочет купить ее у вас за шестнадцать, а потом продать несколько дороже. Допустим, за те же двадцать две. У него есть время. Он может потерпеть, чтобы получить в конце концов по средней рыночной цене. А у вас, если я правильно понимаю ситуацию, времени нет.

Нина Михайловна все-таки оскорбилась:

– То есть он хочет нажиться на нашем несчастье?!

Я пожал плечами.

– Может быть, – сказал я. – Не знаю. Думаю, ему дела нет ни до вас, ни до вашего несчастья. Просто он готов вложить деньги.

Поймите: никто не станет покупать вашу квартиру за двадцать две тысячи, чтобы через месяц продать ее опять за двадцать две. Мне, во всяком случае, такие люди неизвестны.

– А может быть, завтра появится настоящий покупатель! – запальчиво заговорила Нина Михайловна. – Не спекулянт, у которого совести ни на вот, а который жить, и рад без памяти, что подвернулось, и тогда еще посмотреть, и…

Она клокотала минуты три. Так бурлит кастрюля на плите – пару полно, а макарон не купили. Слушая ее, я думал об одном: вот договорю и приму две таблетки анальгина. Еще хорошо бы что-нибудь от похмельного отвращения к жизни вообще и к бессмысленным белолобым теткам в частности. Но такого снадобья пока не изобрели.

– Разве этого не может быть? – пальнула Нина Михайловна.