Но Адам чувствовал не облегчение, а невыносимую усталость и отвращение к самому себе. Тело оставили все силы, однако в голове было ясно. Он недооценил трудности, позволил Брайсу втянуть его в постыдный любительский фарс и из презрения к опасности повел себя как импульсивный дуралей. Они с Брайсом уподобились двум бойскаутам, спешившим спасти перспективную утопленницу. В итоге девушка все-таки утонула. На самом деле надо было всего лишь дождаться в спальне наверху, когда начнет спадать вода. Сейчас шторм стихал. К утру их непременно спасли бы — возможно, замерзших, но по крайней мере без лишних телесных повреждений.
Но тут, как бы в ответ на свои мысли, он услышал грохот, переросший в рев. Кучка людей завороженно наблюдала, как дом с неуклюжей грацией, не торопясь съезжает в море. Рев облетел весь мыс, волны, ударяя в груду кирпича, вздымались в небо клочьями пены. Постепенно грохот стих. Коттедж поглотило море.
По мысу метались черные фигуры. Толпясь вокруг Дэлглиша, они заслоняли картину шторма, разевали рты, надрывая голосовые связки, но он не слышал ни слова. Ветер без всякого почтения ерошил седины Р. Б. Синклера, Лэтэм упрямо, по-детски клянчил врача. Дэлглиш боролся с желанием растянуться на траве и, застыв, дождаться, пока пройдет нестерпимая боль в руках и ломота во всем теле. Но кому-то — не иначе, Реклессу — понадобилось поднять его. Руки, продетые ему под мышки, были неожиданно тверды, в нос ударил запах мокрого габардина, чуть не ободравшего ему лицо. Потом рты, открывавшиеся и закрывавшиеся, как челюсти марионеток, стали издавать звуки. Всем требовалось знать его самочувствие, кто-то — кажется, Эллис Керрисон — звала всех укрыться в «Прайори-Хаусе». Кто-то почему-то упомянул «лендровер», якобы способный доставить Адама назад в «Пентландс», если мисс Дэлглиш пожелает забрать его домой. Неподалеку обнаружилась и сама машина — черный силуэт на фоне штормового неба. Видимо, она принадлежала Бену Коулсу, а крупная фигура в желтом дождевике — самому Коулсу. Как он здесь оказался? Белые мазки в темноте — человеческие лица — выражали ожидание, и Адам в ответ на него простонал:
— Я хочу домой.
Стряхнув с себя руки непрошеных помощников, но все же поддерживаемый под локти, он заполз на заднее сиденье «лендровера». Связка штормовых фонарей на полу подсвечивала снизу желтым светом лица сидящих рядком людей. Дэлглиш увидел свою тетю: она обнимала одной рукой Лэтэма за плечи, он привалился к ней. По мнению Дэлглиша, он смахивал сейчас на героя-любовника из викторианской мелодрамы: длинное бледное лицо, закрытые глаза, белый платок с проступившим пятном крови, которым кто-то успел завязать ему голову.
Севший последним Реклесс оказался соседом Дэлглиша. Когда автомобиль запрыгал по кочкам, Адам вытянул перед собой пораненные руки, как хирург, ждущий, чтобы ему надели перчатки.
— Если сможете, засуньте руку мне в карман, — обратился он к инспектору. — Там пластиковый пакет, представляющий для вас интерес. Я сорвал его с шеи Сильвии Кедж. Сам я ни к чему не могу прикоснуться.
И он сел так, чтобы Реклесс сумел залезть к нему в карман. Вынув пакетик, инспектор развязал шнурок и просунул внутрь большой палец. Ценности погибшей были представлены выцветшей женской фотографией в овальной серебряной рамке, катушкой магнитной пленки, сложенным свидетельством о браке и простым золотым кольцом.
5
Свет больно давил Дэлглишу на глаза. Он вырвался из калейдоскопа вертящихся красных и синих мазков и заставил себя разлепить склеенные сном веки. От яркого дня заморгал. Обычный для него час пробуждения давно миновал, на лице лежали полосы дневного света. Адам немного понежился в постели, осторожно потянулся и с облегчением — хотя бы ничего не онемело! — ощутил возвращение боли в перенапряженные мышцы. Руки было трудно приподнять — так отяжелели. Он вынул их из-под простыни и угрюмо, как обиженный ребенок, уставился на два белых кокона. Скорее всего это профессиональное наложение бинтов — работа его тетки, хотя он не запомнил ее за этим занятием. Не обошлось и без какой-то мази, иначе откуда взялось неприятное скользкое ощущение под повязками? Руки опять стали болеть, но по крайней мере вернулась подвижность суставов, а кончики трех средних пальцев — большие и мизинцы были полностью замотаны бинтами — имели нормальный вид. О переломах ничто не свидетельствовало.