Неестественные причины. Тайна Найтингейла

Я могла бы так же просто накормить мышьяком Мориса и увидеть его смерть в страшной агонии в любой день по своему выбору. Это было бы просто. Слишком просто. Просто и неумно. Смерть от яда не соответствовала необходимым условиям гибели Мориса. Именно эти условия делали таким интересным планирование преступления и обеспечивали удовлетворение от его совершения. Его смерть должна была наступить по естественным причинам. Дигби как его наследник становился естественным подозреваемым, а для меня было важно, чтобы его вступлению в права наследования ничего не мешало. Потом он должен был погибнуть вдалеке от Монксмира; опасности, что меня заподозрят, не должно было существовать. Однако мне хотелось, чтобы преступление связывали с сообществом Монксмира. Чем больше их станут тревожить, подозревать и пугать, тем лучше, мне нужно было свести много старых счетов. К тому же я хотела наблюдать за расследованием. Меня бы не устроило, если бы к преступлению отнеслись как к лондонскому. Следить за реакцией подозреваемых забавно, но важно и другое: чтобы работа полиции происходила у меня на глазах. Я должна все видеть и при необходимости контролировать. Получилось не совсем так, как я запланировала, но в целом очень немногое из случившегося ускользнуло от моего внимания. Ирония в том, что порой мне не удавалось сдерживать свои чувства, зато остальные вели себя по моему плану.

И потом, требовалось выполнить условие Дигби. Он желал, чтобы убийство связали с Л. Дж. Льюкером и с клубом «Кортес». Его мотив был, конечно, иным: он не хотел, чтобы Льюкера заподозрили, а всего лишь стремился показать ему, что существует множество способов совершить убийство и выйти сухим из воды. Дигби хотел, чтобы полиции пришлось отнести эту смерть к категории естественных — а ей предстояло стать именно такой, — но чтобы Льюкер знал, что это именно убийство. Потому и настоял на отправке Льюкеру отрубленных кистей. При помощи кислоты я удалила с них почти все мясо — хорошо, когда в доме есть темная комната и запас кислоты, — но все равно не одобряла данную затею. Глупый, ненужный риск! Но я уступила чудачеству Дигби. Традиция требует, чтобы обреченного баловали, шли навстречу его капризам, тем более безвредным.

Но прежде чем описать смерть Мориса, я должна покончить с двумя побочными темами. Обе маловажные, но я упоминаю их потому, что обе косвенно сыграли роль в убийстве Мориса и помогли бросить тень подозрения на Лэтэма и Брайса. Смерть Дороти Сетон я взять на себя не могу. Ответственность лежит, разумеется, на мне, но я не собиралась ее убивать. Было бы напрасной тратой сил планировать убийство женщины, склонной к самоубийству. Ждать оставалось недолго. Было всего лишь делом времени, примет ли она чрезмерную дозу лекарств, свалится со скалы, бродя ночью одуревшая от наркотика, убьется вместе с любовником, гоняя с ним по окрестностям, или упьется до смерти. Я даже не была сильно в этом заинтересована. Но после того, как она и Эллис Керрисон в последний раз поехали отдыхать в Ле-Туке, я нашла рукопись. Это была замечательная проза. Жаль, что люди, утверждающие, что Морис Сетон не умел писать, никогда не прочтут ее. Когда ему бывало не все равно, он мог сочинять фразы, прожигавшие бумагу. А в тот раз ему было не все равно. Там содержалось все: боль, сексуальный крах, ревность, озлобление, потребность покарать. Кто мог знать его состояние лучше, чем я? Наверное, доверить все это бумаге стало для него высочайшим наслаждением. Никакой машинки, никаких механических прослоек между болью и ее выражением! Ему нужно было видеть, как из-под его руки рождаются слова. Использовать это он, конечно, не собирался. А я использовала: просто открыла при помощи пара одно из его еженедельных писем к ней и подложила в конверт это. Оглядываясь назад, я даже не могу определить, какого ждала результата. Наверное, это был спорт, хорошая игра, в которую нельзя не сыграть. Даже если она не порвала письмо и предъявила его ему, он не мог быть до конца уверен, что это не он сам по невнимательности отправил ей текст. О, я слишком хорошо его знала! Сетон всегда боялся собственного подсознания, пребывал в убеждении, будто когда-то оно предаст его.

На следующий день я наслаждалась, наблюдая его панику, отчаянные поиски, тревожные взгляды на меня, неуверенность, знаю я или нет. На вопрос, не выбрасывала ли я какие-нибудь бумаги, я спокойно ответила, что сожгла немного мусора. Я видела, как Морис просиял. Он надеялся, что я уничтожила письмо, не прочитав. Любая другая мысль была бы для него невыносима, поэтому он предпочитал верить в эту до дня своей смерти. Письма так и не нашли. У меня свое мнение о том, что с ним стало. Но весь Монксмир считает, что вина за самоубийство жены Мориса Сетона в значительной степени лежала на нем. А у кого имелось больше оснований для мести с точки зрения полиции, чем у ее любовника, Оливера Лэтэма?