Назвав пространство, состоящее из фойе, огромной уборной и зала на полтысячи человек, словом «CUBA», детровцы решили не тянуть с коммерцией и стали продавать музыкальным коллективам репетиционное время, предоставляя для этих целей – за отдельную плату – инструменты и аппаратуру. За ещё более отдельную плату они записывали чужие репетиции на мини-диск, чем безмерно радовали молодые коллективы и вызывали недовольный ропот старых неформалов, нарекших коммерческий квартет халявщиками и халтурщиками.
Впрочем, очень скоро все привыкли к тому, что в Градске появилась альтернатива «Поиску», в котором можно было просто выпить и послушать музыку. В «Кубе» к этому прибавлялась возможность репетировать, записываться и критиковать работы молодых художников в рамках какого-нибудь единого с брейк-дансерами фестиваля под названием «Эклектика», и прочего похожего.
«CUBA» официально стала «городским проектом», творческим центром, где в первой половине вечера читали со сцены стихи мечтательные девушки в шёлковых шарфах, а во второй половине – с той же сцены – на руки зала падали пьяные металлисты.
Очень быстро «Detra» стала первой группой города. Они играли слаженно, отточено, и отрабатывали каждый сейшн без единой сбивки. Но то, что рядовыми тусовщиками принималось за исполнительское мастерство, остальным виделось жульничеством и мелочностью: на всех концертах за звукорежиссёрским пультом сидели участники «Detra». Когда на сцену выходила молодая команда, звук из мониторов пропадал. Музыканты слышали свою игру, отражавшуюся от противоположной стены зала, и возвращавшуюся с опозданием на полсекунды, и, как следствие, изрядно лажали, не попадая в ритм. Только детровцы слышали себя на сцене. От тех, кто заявлял о неисправности мониторов, они отмахивались, ухмыляясь: «Всё у нас пашет, просто плохому танцору яйца мешают».
Спустя два месяца после открытия «CUBA», в дни выхода в Америке трижды платиновой пластинки «Ænima», которая так никогда и не дойдёт до широкого российского слушателя, Гарик, с «Babylon Zoo» в наушниках, направлялся в новый клуб.
Афиша у входа в ДК гласила: «21 сентября. Моноспектакль-презентация дебютного романа Марка Наумова «Йонара!». Плата за вход – разум и 50 000 рублей». Как говорил Наумов Гарику за несколько часов до этого:
– Никакая не презентация, забудь это слово. Будет перформанс.
– Пер что?
– Форманс. Есть инсталляция, и есть перформанс.
– И разница тоже есть?
– Конечно.
– Сильно большая?
– Огромная! Если на сцене лежит труп – это инсталляция, а если у него при этом опорожняется кишечник, и сам труп бурлит и попёрдывает – это перформанс. Дошло?
– Очень уж тонкая разница.
Зал верхнего этажа дворца культуры был заставлен стульями – впервые за два месяца существования «творческого пространства».
Отдав полтинник человеку на входе, Гарик прошёл внутрь и решил, что «CUBA» переехала, не успев открыться, или вовсе закрылась: в зале мирно гудели и шуршали конфетными фантиками мужчины в костюмах и женщины в платьях. В дальнем углу, напротив сцены, настраивал штатив с камерой оператор местного «Градск-ТВ». Зеркальный шар под потолком неторопливо рассеивал по залу звёзды, а перед сценой, скрытой за кулисами, висела пара совковых красно-зелёных прожекторов.
– Привет! – Наумов будто выпрыгнул из-под земли.
– Привет, перформатор.
– Молодец, что пришёл.
Марк выглядел непомерно возбуждённым. Впрочем, для участника предстоящего шоу аффектация – норма. Так подумал и Гарик.
– А кто все эти люди? Что-то нашими даже не пахнет.
– Вон тот, – ткнул Наумов в сторону солидного вида толстяка с лежащим на коленях животом, – начальник городского отдела культуры.
– И чего ему здесь нужно?
– Того же, что и тебе, – многозначительно ухмыльнулся Марк. – Встряски, культурного шока.
– Меня встряхнуть тебе уже вряд ли удастся, а вот у этого дядьки сердце может остановиться, если ты со сцены хотя бы Баркова читать начнёшь – не то, что себя.
– Главное – подача.
– А остальные тут – тоже шишки?
– В основном. С жёнами. Мы им специально билеты в администрацию заслали, по пять штук в руки. Детям до восемнадцати, сказали, нельзя, чтобы они друзей полный зал приволокли.
– Показательное мероприятие что ли? – Гарик поморщился.
– Спокойно, – Наумов приблизился к самому его уху, – ты, главное, слушай и смотри внимательно. Такого рок-н-ролла как сегодня ты не видел и никогда больше не увидишь.
Гарик сощурился и послушно кивнул. Марк хлопнул его по плечу, подмигнул и скрылся в фойе.
До начала оставалось двадцать минут. Зал наводнялся прямоугольными плечами платьев и блузок, круглыми животами и потными шеями, стянутыми дорогими галстуками. Многие лица были знакомы Гарику, но ни одного имени он вспомнить не мог.
Директора предприятий, их замы, главные энергетики, строители, чиновники, управленцы и прочие, наполнявшие пространство «Кубы», напоминали инопланетную биомассу. Гарику казалось, что если он вслушается в их голоса, то не поймёт ни слова.
Свет погас с оглушительным звуком пушечного залпа. Рты мгновенно перестали шептаться. Глаза устремились на сцену.