Неформат. Тюрьма

–Как учили, – отвечает он, и продолжает, – жрать будем вообще или нет?

– Да будем – будем – успокаиваю я его. Наконец-то пришли и забрали Шаха. Многие в хате смотрели и не понимали, что происходит. Но самое поганое, что не понимал и я…Тюрьма.

Вечер начинался, как обычно. Уже раздали баланду, прошла поверка, тишина и покой настораживали, хотя и хотелось верить, что все будет тихо. Ночью, пока мы лениво переговаривались с Омоном о перепитиях нашей бестолковой жизни, в дальнем проходняке сначала послышался шум, а потом вылез взъерошенный Лука.

– Братва! – проверещал он, – у нас Машка есть, на общак даю…

За ним протрусил к дальняку тощий пацаненок с матрацем и пакетом и занял возле стенки место на полу.

– Рабочий, падла. Отвечаю, – верещал Лука, довольный, как слонопотам.

– Распечатал парнишку, сученок, – прогудел Дед Шорник, – от, паскуда. Хотя, мальченка сам захотел романтики, пусть жрёт полной жопой.

Я не вмешивался: во-первых, по фигу; а во-вторых, поздно. История стара, как мир. Парня попросили заныкать запреты на торпеду, при этом причесав ему про воровской ход и прочее, тот и заныкал, на тухлую вену груз, а далее приболтать зелёного, как два пальца.

– Вот и ещё один в петушатнике, – подвёл итог Дед.

Мы с Омоном с любопытством наблюдали за происходящим. Хата оживилась, поиметь мужика, вернее себе подобного, – это для многих, как приобщение к воровской жизни что-ли. Раз за разом к нам подходили, чтобы спросить сигарет, да чая с общака и я не выдержал.

– Слышь, кони, вы щас весь общак на карий глаз намажете, а потом у петуха стрелять сигарет будете? И второе, без обид, братва, но тут такое дело, у него хуй в жопе и у тебя хуй в жопе и чего?

– Но, есть нюанс! – Хохочет Омон Слава.

– Тьфу на вас, лучше затвор передерните, – пытаюсь образумить народ, но куда там. На дальняк уже не пробиться, появилась левая простынь, из неё соорудили парус и понеслось – из загашников вынимались сеансы, картинки из порно журналов, пакеты заменили презервативы и вперёд.

– Всё, на вечер развлечение есть, – говорю я Славе, – а теперь, мы давай займемся делом. Достали чёрные пакеты по сто литров, в дачке, вместе с сахаром, зашли дрожжи, и понеслось: трубки замутили из бумаги, час работы и сумки с пакетами под нарами, ближе к батарее. В общем, ждём, слава богу время есть. Тем временем от мастера с соседней хаты пришла малява, в которой кратко сообщал новости. Гоша подвинул всю шерсть на централе, поэтому относительно спокойно. Шах сейчас на больнице и, как никак, греть его надо. Да и сама больничка на голяках, хотя можно подумать, что когда-то было по-другому…

Уже под утро, изрядно вымотанный пацаненок вылез с дальняка и завалился на матрац, рядом с ним валялись сигареты, чай и продукты, так сказать – плата за любовь. Омон озадачился насущным вопросом, как жить дальше и впал в депрессию, я не стал доставать его, само пройдёт, поэтому, дождавшись выдачи пайки хлеба и сахара, я подошёл к Деду Шорнику и, за партейкой в терца, задал ему сакраментальный вопрос, – Что дальше?

Дед не торопясь подсчитал очки, передвинул спички, для записи, и спокойно сказал, – Убивать вас будут и всего делов.

– Да ладно? – усомнился я.

– Прохладно, – подначивает Дед. Ты думаешь, если на рамсах тебя не укатали, все, бога за яйца взял, нет, милок, тебя по тихой грусти вальнут. Причём тут, прям в хате. Ты думаешь торпеды в хате нет? Есть ещё как есть…

– И кто? – спрашиваю я.

– А ты мозгой шевелить попробуй, кулаки – дело нужное, но иногда и думать надо. Кто заточен, вычислить не сложно, если с умом. Так что, думай, днем то тебя скорее всего не ебнут, а вот ночью, смотри и думай. Закончив партию, попивая чай на шконаре, я пытался собраться с мыслями. Я перебирал все и всех, я гнал от себя все навязчивые мысли… Но, по всему, выходило одно и это одно после не может быть, сформировалось в стойкую уверенность. Я подошёл к Деду, тот не спал, просто лениво посмотрел и продолжил, – Ну, что просчитал?

Я кивнул.

– Вот и ладно, теперь думай, как и почему. И крепко думай.

До утренней поверки время было, и так и так крутил в голове ситуацию, но, по всему, выходило, что живой я ещё только по воле или по стечению каких-то обстоятельств.

Уже после поверки я подошёл к полусонному Славику, – Давай ка, братка, покурим, – предложил я ему. И, когда закурили, я, глядя в глаза, спросил,

– Ну, и когда ты, Слава, завалить меня должен?..Тюрьма

– Как узнал или сказал кто? – не моргнув глазом, отвечает Славик.

– Да это просто, на самом деле, – говорю я ему, – все ж на виду. Да и ты больно рьяно в блудняки начал вписываться.

– Да, было дело тут, Сапер, на кону амнистия стоит, а ты сам знаешь, раз в жизни такой фарт.

Славик удивительно спокоен.

– Ты – дурак или как? – усмехаюсь я в ответ, – тебя же в темное, как папу бубен при заходе на сто пять без терца. В общем, то есть, ты меня валишь и тебя по амнистии?

– Ну да, – как-то неуверенно уже говорит Слава.