Нефть!

Как раз перед началом школьных занятий Банни взял наконец себя в руки и отправился в Парадиз провести недельку с отцом, и случилось так, что в это время приехал туда и Пол, которому дали трехдневный отпуск. По-видимому, ему уже не грозила отправка на фронт: его новое начальство приставило его к его прежней работе – постройке бараков, с той только разницей, что теперь вместо десяти долларов в день он получал тридцать долларов в месяц. Вот что значит для рабочего быть патриотом! Какой контраст с тремя миллионами Томми Хойта и со ста двадцатью тысячами долларов в неделю, получаемыми мистером Россом с его нефтяных договоров!

Пол казался возмужалым и поздоровевшим в своем новом мундире цвета хаки. Руфь сияла от счастья, узнав, что брата не пошлют в эту бойню, где он, наверное, был бы убит. Мели тоже сияла, потому что вскоре должна была сделаться матерью. Сэди была весела и довольна, потому что за ней ухаживал молодой хозяин соседнего ранчо, и мистер Росс тоже чувствовал себя очень счастливым, потому что успех разработки его нового нефтяного участка превзошел все его ожидания.

Да, все были счастливы, за исключением одного только Банни, который ни о чем другом не мог думать, как только о безумном гневе Эвники и о том, что он рисковал ее потерять. Она предупреждала его, что не желает оставаться одна, что, если он уедет в Парадиз, она сумеет его наказать. И он знал, что это не были только пустые слова: как до него у нее уже были любовники, так будут, конечно, и после него…

Банни совершал длинные прогулки, стараясь ходьбой и усталостью заглушить мучившую его лихорадку. Но ничто не помогало. Возвращаясь домой поздно вечером, он бросался в постель, надеясь заснуть, но сон бежал от него: он опять думал об Эвнике. Ее образ снова стоял перед ним, дразнил его воображение, и он опять всем своим существом стремился к ней. Раз или два он пробовал было рассказать обо всем этом Полу. Пол был в его глазах тем богом, той моральной силой, в которой он мог найти себе поддержку, но всякий раз его охватывало жгучее чувство стыда, и он не находил в себе достаточно мужества побороть в себе это чувство. И вместо того, чтобы исповедаться во всем своему другу, он простился с отцом и, сославшись на какие-то, якобы необходимые дела, уехал из Парадиза на три дня раньше, чем предполагал. И всю дорогу в его ушах звучали слова, которые Пол когда-то сказал ему: «Ты мягок, Банни! Ты слишком мягок!»

VII

Банни приехал в Бич-Сити поздно вечером. Шел дождь – первый дождь в этом сезоне, и Эвника была дома. И она не осуществила своей ужасной угрозы – не взяла себе другого любовника. Нет, она была занята интересным опытом, о котором прочла в одной из книг своей матери. Это был опыт мысленной телепатии. Надо было сесть, закрыть глаза и сосредоточить все свои помыслы на том, чтобы данное лицо исполнило ваше желание – сделало то-то и то-то. И Эвника была углублена в это занятие, когда на веранде послышались шаги Банни. Радостно вскрикнув, она стремительно бросилась к нему навстречу, повисла у него на шее и, осыпая его поцелуями, рассказала ему об успехе своего опыта в области экспериментальной психологии.

– О, Банни, – восклицала она, – я знала, я была убеждена, что ты не будешь долго меня мучить! Я знала, что ты придешь ко мне, и именно сегодня, когда я совсем одна. Мама уехала собирать деньги на сербских сирот. О, Банни, иди же скорей сюда, в мою комнату!

Банни попробовал было протестовать, но на его протесты она отвечала только поцелуями.

– Глупый мальчик! – говорила она. – Не думаешь ли ты, что мы можем отправиться сейчас куда-нибудь на лоно природы? В такой дождь! Или, может быть, ты намерен пригласить меня в какой-нибудь отель? Здесь, в этом городе, где нас все знают?

– Но твоя мать, Эвника…

– Мать ровно ничему не мешает, – сказала Эвника. – У нее тоже есть любовник, и ей известно, что я это знаю. Если я ничего ей о нас с тобой до сих пор не говорила, то у нее было достаточно времени самой об этом догадаться. Поэтому идем сейчас ко мне.

– А каким же образом я от тебя уйду, дорогая?

– Ты уйдешь тогда, когда я тебе это позволю, и, по всем вероятиям, это будет утром. А до тех пор ты будешь пользоваться моим гостеприимством, и тебе будет оказан должный почет.

– Эвника, я никогда еще в жизни не слыхал ни о чем подобном!

– Банни, ты говоришь точь-в-точь как твоя бабушка!

– Но как же прислуга?

– Ерунда! – сказала Эвника. – Тебе предоставляется право бежать из твоего дома, если ты желаешь заслужить одобрение своих слуг, но здесь мы этого делать не будем, и тем более сегодня.

Чтобы не подвергать Банни невольному неприятному смущению, она оставила его утром у себя в комнате, а сама пошла сообщить новость своей матери. Но о том, как все произошло – испытала ли миссис Хойт известную душевную агонию, – Банни никогда не узнал, так как патронесса сербских сирот завтракала в постели, читая в утренней газете отчет о своей светской филантропии.