Нефть!

Банни передал этот совет другим товарищам, когда они по окончании лекций устроили в одной из классных комнат митинг. Билли Джордж сказал, что это не очень-то «красиво» со стороны мистера Ирвинга ограничиться только таким пустячным советом, на что Рашель Мензис, вспыхнув, заявила, что он не имеет права делать подобного рода намеков, что все великолепно знали те тяжелые условия, в которых находился их молодой преподаватель, и что он имел полное право стараться оградить себя от очень серьезных последствий. И зачем мистер Джордж желает находить вину в других людях, когда он сам ровно ничего еще не сделал в области общественных задач?

Присутствовавшие на митинге спросили, что, собственно, он мог бы сделать, и молодая девушка не задумываясь ответила, что для этого существуют различные способы. Почему бы, например, не начать издавать какую-нибудь студенческую газету – маленький листок в четыре странички, который выходил бы раз в неделю или, может быть, даже раз в месяц? Стоило бы это очень недорого, а толк из этого вышел бы очень большой, в этом не могло быть ни малейшего сомнения. Все помнили, наверное, как много было желающих познакомиться с письмом, которое мистер Росс получил из Сибири. Если бы они напечатали его в своей газете, то это произвело бы громадное впечатление. Мистеру Джорджу можно было бы предложить быть редактором, а она, Рашель, участвовала бы в расходах. Это последнее предложение было сделано не без иронии, беря во внимание то количество железных труб, которые отец Билли Джорджа поставлял на рынок Энджел-Сити. Но тем не менее это предложение было подвергнуто самому серьезному обсуждению, причем Билли заявил, что он не считал возможным брать на себя такую ответственность: его отец не замедлил бы взять его из университета, чтобы заставить его работать в какой-нибудь мастерской.

Машинально все взгляды устремились на Банни. А что он думал? Банни чувствовал, что его щеки вспыхнули ярким румянцем. Ему хотелось бы объяснить свою точку зрения на этот вопрос, но объяснить это как можно спокойнее, толковее. Газета наделает столько шума! Рашель Мензис, по-видимому, относилась к такому шуму вполне безразлично, но Генриетта пришла бы в ужас при одной этой мысли. А потом – его отец. Он навсегда проклял бы дело образования своего сына, если бы узнал о том, что он участвует в издательстве такой газеты. В силу всех этих соображений Банни принужден был ответить на предложенный ему товарищами вопрос отрицательно. Рашель Мензис заявила, что все прекрасно, все имеют право сообразоваться со своими личными условиями и возможностями, но что, в конце концов, теперь всем должно было быть ясно, что никто из них не должен был упрекать мистера Ирвинга в отсутствии гражданского мужества.

III

Несколько дней спустя Банни прочел в газетах о том, что «Беннмингтон» прибыл в Сан-Франциско с двухтысячной армией, возвращавшейся из Сибири. В числе прибывших был и тот отряд, в котором находился Пол. Банни тотчас же сообщил по телефону Руфи об этой новости, прося ее, как только она узнает что-нибудь о Поле более точно, немедленно его известить. И два дня спустя Руфь телефонировала ему, что Пол прибыл в Парадиз. Это было в пятницу. Лекции кончались раньше, и Банни прямо из университета помчался туда. Его отец был в это время на работах в Лобос-Ривере и не мог присутствовать при первой встрече с Полом.

Прошло почти уже двадцать месяцев со дня отъезда Пола, и Банни горел нетерпением его увидеть, а увидав – пришел в ужас: так он был худ и желт. Его куртка цвета хаки висела на нем, как на вешалке.

– Ты был болен? – было первым вопросом Банни.

– Да, – ответил Пол. – Но сейчас я совершенно здоров.

– Пол, скажи, что случилось?

– Что же тут можно сказать? Ясно, что это была не какая-нибудь увеселительная поездка.

Сказав это, он замолчал, полагая, что эти слова могут удовлетворить его друга и его сестру после почти двухлетней разлуки.

Они сидели на старом ранчо Раскома. Время близилось к ужину, и Руфь приготовила несколько очень вкусных и сытных блюд, но Пол ел очень мало, боясь, как он говорил, сразу довериться хорошей пище. Сидя за столом, он рассказывал о Маниле, где у них была остановка, о буре, которая застала их в Тихом океане, и ни слова о Сибири.

Но так этого нельзя было, конечно, оставить. После ужина они усадили Пола в удобное кресло, и Банни сказал:

– Послушай, Пол, я все это время старался понять, что, собственно, происходит в России. Я у всех узнавал, со всеми спорил и в конце концов решил, что только от тебя смогу узнать всю правду. Поэтому расскажи нам теперь, пожалуйста, обо всем, что с тобою случилось.

Пол сидел в кресле, прислонив голову к его спинке. Лицо его и всегда было мрачно – длинный нос, опущенные углы большого рта, – но теперь, когда он так похудел, лицо это производило впечатление какой-то зловещей маски, «маски печали».

– Обо всем, что со мной случилось? – медленно переспросил он, точно стараясь что-то припомнить.

И, помолчав с минуту, он с видимым усилием произнес: