Нефть!

Был там и зверинец, в котором вы могли любоваться на представителей местной фауны, доставляемых хозяевам «Монастыря» их многочисленными наемными людьми и родственниками этих последних. Часть парка была огорожена, и там вы могли видеть и ланей, и горных коз, и медведей, и диких кошек, и горных львов. Было там тоже особое сооружение, покрытое проволочной сеткой, с большим сухим, без листьев, деревом посредине, служившим пристанищем для орлов. Но если орел, живущий в природных условиях, свободно парящий в голубой лазури, является волнующей темой для поэтов, то орел, сидящий в клетке, представляет собой в высшей степени печальное зрелище.

– Похож на ваших красных друзей в заключении, – заметил Харви Мэннинг, когда они проходили мимо.

Но даже самого пресыщенного всеми благами жизни человека может иногда что-то интересовать, и в этом убедился Банни, когда его спутник, взглянув на часы, с оживлением объявил, что им пора возвращаться домой. Объяснялось его оживление тем, что до этого часа дня он сидел обыкновенно на «водяной диете», и когда этот час приближался, то он приходил в такое возбужденное состояние. Поэтому они направились домой и были встречены мальчиком-китайцем с подносом в руках. Он, очевидно, имел обыкновение поджидать возвращение Харви Мэннинга с прогулки. В этот раз, для того чтобы вознаградить себя за потерянное время, Харви выпил сразу две порции, потом с облегчением вздохнул, и Банни в первый раз увидел, что он мог быть до известной степени оживленным и не так мучительно медленно тянуть слова.

Когда Банни вошел в столовую, там все уже были в сборе, причем одни были в вечерних платьях, другие – в тех костюмах, в которых играли в гольф, третьи – в простых пиджаках, как, например, сам хозяин. Недаром же это был «дом свободы»! Вернон Роско разговаривал с Фредом Орпаном о политике, о том, как здорово достанется от них демократической партии. Собственно, говорил один Роско. Собеседник же его был странным, молчаливым существом, высоким и тонким, с длинной, как у лошади, – тощей физиономией. Его серо-зеленые глаза производили очень странное впечатление – они казались совершенно пустыми. Вам, может быть, могло бы показаться, после того как в течение целого часа он не проронил ни одного слова, что и голова его тоже была пуста. Но это было бы несправедливым заключением, так как Фред Орпан стоял во главе целой серии нефтяных предприятий, и мистер Росс говорил про него, что он тонок и остер, как самая тонкая острая сталь.

Потом там была Бесси Барри, так как хороший тон требовал, чтобы ее приглашали всюду, где бывал Орпан. Он помог ее выступлению в нескольких картинах, и она «выплачивала» теперь то, что он на нее затратил. Но эти отношения далеко не были похожи на отношения Роско и Аннабели, и это потому, что Бесси была влюблена в своего директора, а он – в нее.

Все это объяснил Банни Харви Мэннинг, который успел пропустить еще несколько порций и говорил теперь совсем уж развязно. Он прибавил, что эти двое мужчин – Орпан и директор кино – чувствуют друг к другу острую неприязнь, и Банни понял, почему хозяйка посадила их на двух противоположных концах стола.

Столовая находилась в отдельном здании, тоже имевшем характер собора, но меньших размеров. Банни очутился за столом справа от очаровательной Аннабели, превратившейся из пастушки в герцогиню в белом сверкающем атласе. Слева от нее сидел Перри Дюшан, ее директор. Справа же от Банни было пустое место. Одна из дам запоздала, и Банни был еще чересчур молод и чересчур мало бывал в обществе для того, чтобы знать, что такого рода запаздывание устраивается важными особами нарочно, с целью придать себе еще более важности. Это была его первая встреча со знаменитой артисткой, и как мог он знать, что она любила играть иногда и вне сцены?

Помните вы в колоссальной картине «Император Этрурии» ту скифскую девочку-рабыню, которую взяли у диких скифов в забаву избалованному сибариту, и ту сцену, когда жирные евнухи хотят тащить ее во дворец? Помните, с каким великолепным порывом безумной ярости она вцепляется в них, царапает и кусает? От ее одежды в результате борьбы остаются одни только клочья, и вы видите глянцевитую кожу на ее гибком нервном теле. Сколько именно вы ее видите, зависит, конечно, от законов цензуры данной страны. Эта сцена создала славу Виоле Трейси (произносите Ви-ола, с ударением на первом слоге). После она проявила свои удивительные «боевые» способности в «Девственнице вамп» и во многих захватывающих сценах была на волосок от того, чтобы потерять свою невинность… Позже она перешла на роли другого характера и была главной приманкой в «Невесте Тутанхамона», обольстительным созданием, с глубокими, полными тайн, черными глазами и с непроницаемой улыбкой египетских сфинксов.