Калифорнийские воды всегда холодны, а калифорнийское солнце всегда горячо. Поэтому Банни, побыв немного в воде, подплывал к одному из утесов и ждал, пока вся компания гревшихся на нем тюленей предупредительно сползала в воду и уступала ему свое место. Тюлени спешили исполнять все его желания и довольствовались теми местами, какие он им предоставлял. Бело-зеленые волны перекатывались через его голову. Глубоко внизу цвел целый сад с удивительными растениями, с пестрыми анемонами и разными другими причудливыми цветами, причем стебли иных были так крепки, что их нельзя было разорвать руками. Высоко над ним плыли белые облака, бросая на воду быстро скользившие тени, а далеко-далеко на горизонте виднелась полоска серого дыма.
Мир был так красив и разнообразен, и жить в этом мире было так интересно! А что должны были чувствовать тюлени? Что они думали об этом нахальном существе, которое так распоряжалось местами их отдыха? И интересовал ли их действительно этот рейнский замок и эти статуи, или же они их вовсе не видели, а видели одних только рыб, которые служили им пищей? И почему могли они так определенно знать, что они не должны были есть человека? Не очень-то было бы приятно, если бы один из них оказался красным и возмутился бы против существовавшего порядка вещей!
Таким-то образом Банни, будучи двадцатидвухлетним юношей, интересовался ощущениями тюленей совершенно так же, как когда-то маленьким мальчиком во время своей поездки с отцом на Гваделупскую высоту интересовался ощущениями земляной белки и сорокопута. За эти годы он успел окончить высшую школу Бич-Сити и пройти полкурса Тихоокеанского университета, и ни одно из этих заведений не дало ему ответа на то, что его так интересовало!
X
Юный философ почувствовал, что он уже достаточно долго оставался в воде, и решил плыть обратно. Но в эту минуту он увидел, что кто-то верхом на лошади ехал вдоль берега и приближался к тому месту, где он купался. Всадник был без шляпы и издали казался мужчиной, но в наши дни по внешнему облику судить об этом очень трудно, а поэтому Банни выжидал, плавая неподалеку от берега. Внезапно он узнал во всаднике Ви Трейси. Она его тоже увидела и, помахав ему приветливо рукой, придержала лошадь.
– Доброе утро, мистер Росс!
– Доброе утро, – ответил он. – Что это – может быть, тоже входит в число докторских предписаний?
– Именно, и в предписание входит также и купание.
Сказав это, она засмеялась ему в лицо, точно угадывая его затруднительное положение.
– Почему вы не приглашаете меня в воду, мистер Pocc? Мы могли бы устроить состязание в плавании.
– Это смутило бы тюленей, – сказал Банни. Он проплыл еще небольшое расстояние и встал на ноги. Вода доходила ему до плеч.
– Выходите скорей! – сказала она. – Идите сюда. Изумительное утро! Нужно им пользоваться.
– Дело в том, мисс Трейси, что я не рассчитывал встретить кого-нибудь так рано, и потому я здесь сейчас таким, каким меня создал Всевышний.
– «О вы, сыны человеческие! – проговорила она нараспев. – Когда же наконец перестанете вы стыдиться того, что составляет мою славу?..» Я участвовала раз в картине «Царь Соломон», из ветхозаветной жизни, – продолжала она. – У нас было три живых верблюда, и я изображала Суламифь, девушку, которая обожала царя и пожертвовала ради него своей жизнью. И он говорил мне: «Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Зима уже прошла, дождь миновал, цветы показались на лугах, запели птицы, и голос горлицы зазвучал в лесу. Смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают сладкое благоухание. Встань, возлюбленная моя, выйди! Голубица моя в ущелье скалы, под покровом утеса…»
Банни был теперь на таком расстоянии от берега, что мог видеть, каким весельем и лукавством сверкали черные глаза Ви.
– Молодая женщина, – сказал он, – предупреждаю вас, что вот уже час, как я в воде, и начинаю замерзать. Я давно уже собирался выходить.
Она продолжала:
– «Шея твоя, как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем – все щиты сильных…»
Он сделал еще несколько шагов. Теперь вода была ему по пояс.
– Я выхожу, – сказал он.
– «Кто это выходит там из воды? Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти тысяч других. Голова его – чистое золото, кудри его – волнисты и черны, как…»
– Предупреждаю вас в последний раз, – перебил он ее. – Раз, два, три! – И, видя, что она не выражает никакого протеста, он вышел из воды.
– «Голени его – мраморные столбы, поставленные на зеленых подножьях, вид его подобен Ливану, – великолепен, как кедры…»
Он стоял теперь прямо перед нею. Волны тихо плескались у его ног.
– «Прекрасна ты, моя любовь! Очаровательна, как Фирца, красива, как Иерусалим, грозна, как полки со знаменами. Отведи очи твои от меня, потому что они волнуют меня!»
– Если это из Библии, то, очевидно, это так и есть, – сказал Банни.