– Мне жалко, что мне никогда не приходилось иметь дело с картинами из греческой жизни, – сказала Ви. – Я, наверное, нашла бы там цитаты, более подходящие для данного случая. Я читала где-то, что греки на своих ристалищах состязались совершенно голыми, и это их нимало не смущало. Правда?
– Так, по крайней мере, говорится в книге.
– В таком случае будемте сегодня греками! Хорошо? Я слышала, что вы получили приз за состязание в беге. Хотите, чтобы согреться, устроим сейчас состязание, кто кого перегонит – вы или моя лошадь?
– Согласен, если это доставит вам удовольствие.
– В таком случае – начнем сейчас. Готово!
Сказав это, Ви, к удивлению Банни, выхватила из кармана своего жакета маленький револьвер и выстрелила в воздух. Как на настоящем состязании!
Он побежал с быстротой двадцати миль в час и услышал позади себя лошадиный топот. Ему опять было очень тепло, и состязание доставляло ему удовольствие. Синее небо, белые легкие облака, зеленые волны, искрившийся золотом прибрежный песок. Ви была права, говоря, что это изумительное утро.
Скоро они очутились в той части берега, где на песке виднелись следы колес и где качались на волнах лодки рыбаков. Сидевшие в одной из них люди перестали грести и не сводили глаз с этого удивительного зрелища: совершенно голого юноши, бежавшего наперегонки с молодой женщиной верхом на лошади. Смуглые итальянские и португальские физиономии рыбаков расплылись в широкую, слегка насмешливую улыбку, обнажившую белые зубы. Они знали «Монастырь» и его хозяев и понимали, что это была одна из причуд праздных богачей.
Но вскоре состязавшиеся достигли того места, где к берегу спускалась дорога. На ней виднелись несколько автомобилей с замкнутыми коробками скоростей, с накинутой на них парусиной, которая защищала их от чересчур горячего солнца. Неподалеку виднелись палатки и двигались люди, и Банни видел, что это были местные хозяева ранчо, приехавшие сюда со своими семьями, чтобы отдохнуть от жары и провести воскресенье на морском берегу. Эти уж не отнеслись бы снисходительно к причудам праздных богачей, и, по всем вероятиям, они ничего не знали об обычаях греков. Все они были вполне трезвыми людьми, аккуратно посещавшими церковь и очень строго осуждавшими все, что выходило из рамок общепринятых приличий.
Но ведь это Ви придумала такое состязание, и ее дело было решать, что делать дальше. Если она хотела быть язычницей, то должна брать на себя все последствия. А потому он продолжал все бежать и бежать. Теперь люди были совсем уже близко. Банни видел, как женщины поспешно вскакивали со своих мест и уходили в палатки; мужчины же смотрели на Банни с угрожающим выражением лица. Что они сделают? Схватят этого непристойного нарушителя их спокойствия и, завернув его в простыню, доставят в полицию? Быстро работавшая фантазия Банни уже видела на первой странице вечернего выпуска энджел-ситского «Вечернего ревуна» заманчивое заглавие: «Состязание звезды с голым красным нефтяным принцем!»
Но как раз в эту минуту он услышал позади себя голос:
– Сдаюсь! Еду обратно!
А потому он повернул. Лошадь тоже повернула, и они отправились в обратный путь, заливаясь веселым смехом среди окружавшей их сверкающей природы.
XI
Греки никогда не носили ни рубашек, ни панталон, и в процессе облачения себя во все эти одежды не было ничего мало-мальски романтичного или эстетичного. Поэтому Ви Трейси продолжала не останавливаясь ехать шагом вдоль берега, в то время как Банни одевался. Когда же он снова к ней подошел, она была уже не гречанкой, но молодой английской леди, полной собственного достоинства, и было бы дурным тоном упоминать о ее рискованной выходке.
Она шла пешком и вела лошадь под уздцы. Банни шел с ней рядом.
– Обратили вы внимание на этот кошмар? – спросила она, когда они проходили мимо всех тридцати двух Лорелей, завернутых в простыни. – Это была одна из фантазий старого Хэнка Тэтчера. Вы, наверное, слышали о «счастливом Хэнке», калифорнийском виноградном короле?
– Так это его усадьба! – воскликнул Банни.
– Он всегда был помешан на всякого рода оргиях, и у него была целая дюжина гаремов. Его жена, ему в наказание, отказалась дать развод, а когда он умер, позакрывала все эти статуи героинь его снов, сделав из этого своего рода публичное покаяние!
– Но никто, кроме тюленей, к сожалению, этого не видит, – сказал Банни.
– Да, но ведь все газеты были этим полны, всей этой историей Тэтчеров. Время от времени они и до сих пор присылают сюда своих репортеров, причем однажды один из репортеров явился сюда в надетой под костюм тонкой стальной кирасе, которая защитила его от укусов злых телохранителей миссис Тэтчер.
– Неужели же она науськивала на людей своих собак?
– Ну конечно. И это для того, чтобы никто не осмеливался приподнимать эти простыни и смотреть на статуи.
– А я-то хорош! Только что это проделал по крайней мере с десятком этих особ.