Нефть!

– Вам повезло! Можно вас поздравить. Что касается меня, то я стала брать с собой револьвер именно на случай встречи с этими четвероногими сторожами, отличающимися необыкновенной свирепостью. Они прибегают иногда на берег и наводят на всех панику.

– Но отчего же она не обнесет свои владения какой-нибудь более серьезной оградой?

– Она постоянно спорит со всеми властями графства, считая, что этот участок тоже принадлежит ей, и нередко загораживает весь берег. И тогда власти присылают ночью своих людей, и это заграждение уничтожается. Они сражаются так все эти последние десять лет. Правительство желает проложить здесь большую дорогу, что на несколько миль сократило бы путь на станцию, но она этого не желает и затрачивает громадные суммы на свою борьбу с властями. Она живет в этом замке точно какая-нибудь средневековая принцесса, которую окружают со всех сторон враги. Ставни всегда закрыты, и она тихонько слоняется из комнаты в комнату с ружьем в руках, разыскивая воров и шпионов. Поговорите о ней с Харвом – он ее хорошо знает.

– Она ненормальна, должно быть?

– Это реакция после ее жизни с мужем. Он был развратник и мот, а она стала теперь форменной скрягой. О нем рассказывали, между прочим, что он имел обыкновение платить всем своим людям наличными деньгами, и когда разъезжал по своим владениям, то всегда возил с собой несколько холстяных мешков, в каждом из которых было по тысяче долларов золотом. Однажды он уронил один из таких мешков и не заметил этого, а когда один из его рабочих нашел и принес ему мешок, то он презрительно на него посмотрел, достал из кармана полдоллара и дал ему со словами: «Вот тебе как раз то, что стоит веревка. Поди купи себе и повесься».

Обогнув замок, они опять вышли на берег.

– А вот на том холме живет сестра старого Хэнка, – сказала Ви. – Он оставил часть своего состояния тоже и ей, и теперь эти две женщины постоянно спорят о границах своих владений и о правах своих на воду. Тесси Тэтчер – старая развратница. Она нанимает себе служащих и делает из них себе любовников и пишет им письма. А когда они прибегают потом к шантажу, отказывает им от должности и посылает их к дьяволу. Тогда они начинают против нее дело о неуплате жалованья и продают ее письма в издательства тех или других газет. И газеты их печатают. Но Тесси все это нипочем. Она знает, что ничто не может подорвать ее социального положения, – для этого она чересчур богата. Кроме того, она старая пьяница и умеет предавать забвению свои неприятности.

– Какое отвращение! – воскликнул Банни. – Что делает с людьми богатство!

– С женщинами в особенности, – сказала Ви. – Такие колоссальные состояния не для их нервов. Когда я встречаю пожилых женщин и старух, я спрашиваю себя: на месте какой из них я хотела бы быть в конце своей жизни? И тотчас же в ужасе восклицаю: «О боже мой!» – и вскакиваю в свой автомобиль и мчусь со скоростью пятидесяти миль в час, убегая и от своих собственных забот, и от всех этих людей, которые надоедают мне рассказами о своих огорчениях и бедах.

– Вы, должно быть, мчались так в тот именно день, когда судья приговорил вас на неделю к тюремному заключению? – спросил Банни смеясь.

– Нет, – ответила она. – Это была просто утка. Блестящая мысль нашего рекламиста, и ничего больше.

Глава четырнадцатая. Звезда

I

Банни вернулся в Энджел-Сити, где не замедлил убедиться в том, что если он желал следовать программе Ви Трейси – стараться не принимать участия в чужих заботах и неприятностях, то он делал колоссальную ошибку, заинтересовавшись рабочим колледжем. Он пошел к мистеру Ирвингу и застал его по уши погруженным во все хлопоты, связанные с рабочим движением. В течение всего лета он интервьюировал как лидеров, так и сочувствующих рабочей партии, стараясь заинтересовать их программой будущего колледжа. Он хотел непременно как можно скорее его открыть. Хотя бы только всего с тремя преподавателями и с пятьюдесятью учениками, но все это теперь оказывалось более чем сомнительным, трудности были совершенно непреодолимые. В рабочем движении была целая группа прогрессивных здравомыслящих людей, порядочное количество буржуазии и небольшая кучка крайних радикалов, которые предпочитали лучше не иметь совсем хлеба, чем иметь каких-нибудь полбулки в день. Старые лидеры отказались бы совершенно от колледжа, если бы в него вошли красные, а с другой стороны, если бы красные не были приняты, то они подняли бы крик, и все искренние, неподдельные либералы стали бы говорить: «Какой смысл было заводить новый колледж, если он ничем не отличается от старых?»