Нефть!

– Во время своего путешествия по Европе я несколько раз вспоминал о том вечере, когда мы с тобой познакомились. Ты помнишь, как это было? – И на утвердительный ответ Банни Пол продолжал: – Я ведь не был в комнате моей тетки, где собрались все эти люди, явившиеся для того, чтобы заключить договор с твоим отцом. Но я слышал со двора все эти споры и всю эту брань. И вот теперь, путешествуя по Европе, я говорил себе: вот что представляет собой мировая дипломатия – ссору и брань из-за нефтяного договора. Все нации полны ненависти друг к другу, и в то же время они дают друг другу обещания действовать заодно и строят сообща разные планы. А пройдет день – и они уже думают о том, как бы друг друга продать, и нет той лжи, которой они бы не говорили, и того преступления, какого они бы не сделали. Ты ведь помнишь это собрание у тетки?

О, как хорошо помнил его Банни! Миссис Снипп – он не знал ее имени, но ее лицо, кирпично-красное от бешенства, стояло перед его глазами. «Никогда, слышите ли, никогда вы не заставите меня подписать эту бумагу! – кричала она. – Никогда! Ни за что на свете!» На что мистер Хэнк кричал так же неистово: «А я вам говорю, что закон заставит вас подписать!» (Но закона не существовало в европейской дипломатии.) А миссис Гроарти, тетка Пола, злобно таращила глаза на мистера Хэнка, судорожно сжимала руки с таким видом, точно она уже душила его за горло, и вопила: «А кто же, как не вы, ратовал за права маленьких участков? Кричали: „Поровну, поровну…“ А теперь… Ах вы, змея! Подколодная змея!»

– Все эти люди, – сказал Пол, – были так ослеплены своей жадностью, что готовы были сами пожертвовать своей выгодой, лишь бы только насолить и напортить другим. И они так и сделали, – ты мне, кажется, говорил, что они не заключили договора с твоим отцом? И большинство поступает так же точно, как они. Не знаю, приходилось ли тебе слышать, – я читал это в правительственных статистических отчетах, – что на участке «Проспект-Хилл» на буровые работы ушло больше денег, чем сколько было получено с добытой нефти.

– Да это так и должно быть, – сказал Банни. – Я бывал там и знаю, что там столько наставлено вышек, что их платформы буквально касаются одна другой.

– Каждый стремится добыть нефти больше, чем его сосед, и на добывание ее тратит зачастую больше, чем сколько она ему дает. Разве это не точная картина капитализма? А самая война? Помнишь этих двух мужчин, стоявших друг против друга у окна с угрожающим видом, и как потом один из них угодил своим кулаком прямо в переносицу другого? А все присутствующие в комнате неистово кричали, стараясь не то прекратить драку, не то принять в ней участие…

– Разумеется, помню, – сказал Банни. – Помню даже их ругань. Один кричал: «Лгун, грязная старая вонючка!» А другой: «Дрянь! Завистливый щенок!»

– Так вот я и говорю: то была маленькая нефтяная война, а два года спустя началась другая, большая. И если тебе в ней что-нибудь все еще не ясно, то тебе надо только вспомнить все подробности того, что происходило тогда в доме моей тетки. Не забудь: они все дрались тогда за то, чтобы добиться возможности эксплуатировать нефтяных рабочих, разделить между собой те богатства, которые эти рабочие добывали из недр земли, и в своей безумной жадности они искалечили семьдесят три процента всех тех людей, которые работали на них на участке «Проспект-Хилл». Эта цифра тоже из правительственных статистических данных. И разве же это не точная картина мировой войны? Рабочие ведут сражения, а банкиры набивают свои карманы долларами.

VI

Время шло, а им нужно было переговорить еще о многом. Банни рассказал Полу историю с Эли. Тот ничего еще о ней не слышал и нисколько не удивился случившемуся, так как Эли, по его словам, всегда бегал за женщинами.

– Это одна из причин, почему я так не выносил его проповедей, – сказал Пол. – Пусть бы его влюблялся в кого хочет, но в таком случае не запрещай и мне влюбляться, в кого я хочу. Проповедует глупый идеал аскетизма, а сам тихонько исчезает и живет так, как ему нравится.

Банни воспользовался этим разговором, чтобы сказать Полу то, что ему давно уже хотелось, но что он все не решался.

– Пол, – сказал он, – мне нужно сказать тебе одну вещь. Вот уже три года, как я живу с одной артисткой кино…

– Знаю, – сказал Пол. – Мне Руфь говорила.

– Руфь?

– Да. Она прочла какие-то намеки об этом в газетах. – И, читая мысли своего друга, Пол прибавил: – Руфи пора знать, что мир таков, каков он есть, а не таков, каким она желала бы, чтобы он был.

– Ну так что же ты думаешь по поводу того, что я тебе сказал?

– Что я думаю? Думаю, что все дело в том, что ты чувствуешь к этой девушке. Если ты искренно ее любишь и она тебя, – то я думаю, что все ладно. Ведь вы счастливы?

– Мы были очень счастливы. Вначале. И теперь тоже – временами. Беда в том, что она ненавидит радикальное движение. Она, конечно, не вполне его поняла.