Нефтяная Венера

– Агапэвуа… – сказал он и сделал многозначительное и торжественное лицо. Представляю, какое впечатление это «агапэвуа» произвело на сестер. Они-то настраивались на спектакль. На странный, неожиданный, но все-таки спектакль с более или менее понятными репликами. Здесь же вместо реплик зазвучали невнятные слова-полуфабрикаты. Многие дауны плохо говорят, большой язык мешает им шлифовать звуки. Они сглаживают все детали, бугорки, углы и загогулины слов, отчего те получаются недоразвитыми болванками. Так бы звучали слова, если просто открывать рот, а языком и губами никаких действий не производить. Как нераскрашенные матрешки.

Одни актеры кричат там, где требуется шепот, другие забывают реплики. Произносит, к примеру, Няня свою реплику, громко выдыхая после каждого слова, будто тяжесть поднимает, а в это время и Джульетта, и граф Парис ей подсказывают. Не волнуйся, мол, вспоминай, говори с выражением. А Няня ответственно кивает – спасибо, мол, не подведу.

Очень неловко перед сестрами. Каждую неудачу на сцене принимаю на свой счет. Задерживаю дыхание, мысленно подбадривая даунов. Когда я присутствую при чем-то, что меня смущает, хочется стать маленьким, исчезнуть. К счастью, передо мной сидит чья-то мама в огромном розовом берете. Берет надвинут на затылок и торчит блином перед моим носом. Другой бы переживал, что головной убор такого диаметра мешает видеть сцену, а я рад, что могу за ним скрыться. Рассматриваю щели в паркете, ботинки соседа.

Кирюша, играющий Меркуцио, капнул на руку воском со свечи, обжегся и чуть было не сорвал все действо. Постановщику удалось уговорить его не покидать сцену преждевременно, но играл Кирюша уже неохотно, постоянно дуя на обожженное место. Из-за этого роковой поединок смазался, а фраза «чума на оба ваших дома» вышла скорее капризно и скандально, чем пророчески. Я злорадствовал. Будете знать, как роли отбирать. Моего Ваню мелким ожогом не спугнешь, а еще у него дикция лучше, и роль он знает.

На выкрик постановщика «появляется Джульетта» долгое время никто не выходил, и лишь после того, как постановщик лично нырнул в каморку при сцене проведать актрису, исполняющую роль Джульетты, обнаружилось, что та в сопровождении бабушки отправилась в туалет. Пока ждали, бабушка Тибальда оставила пульт и успела скормить внуку пирожок.

Джульетта, зубастая девушка в очках, не подкачала, исполнила для Ромео песню Элвиса «I’ll make you so lonely, baby, you could die». Любовное объяснение произошло как раз в нашем кресле. Джульетта присела на подлокотник, а Ромео развалился на сиденье.

– Айл мэйк ю со лонли, бэйби! Ю куд да-а-й! – призывно пробасила Джульетта. Ромео, толстячок, смотрящий все время на свое левое плечо, раззадорился и выкрикнул:

– Йес, бэйби! Камон! – чем сорвал бурные аплодисменты.

Поняв, что поймал волну, Ромео принялся на все лады подстегивать Джульетту возгласами «Йес, бэйби!». Она же пела свою партию снова и снова, с каждым разом снабжая голос все более порочными интонациями и задирая ноги, забыв о короткой юбке. Сцена затянулась минут на пять, умиленные зрители аплодировали.

В самом конце бабушка Тибальда вырубила свет, и вся компания на сцене накрылась черной тканью. По замыслу постановщика спрятавшиеся под тканью актеры должны как бы погрузиться во тьму и в таком виде уйти со сцены, но не тут-то было. Они тут же позабыли про свои обязанности и принялись играть в палатку. Шушуканье и толкотня образовали паузу и заставили постановщика вновь выскочить на сцену и направить своих подопечных в сторону двери. Тут произошла вторая заминка – идущий впереди Ромео не сразу отыскал сначала саму дверь, а затем ручку, за которую следует дернуть. Это привело к тому, что идущие позади врезались в передних, образовав миниатюрную давку и небольшой конфликт. Бдительный постановщик все же взял ситуацию под контроль, распахнул дверь и ласково, но напористо вытолкал компанию со сцены.

В луч света вышел Ваня, отставил ножку и старательно и с выражением выговорил:

– Нет повести печальнее…

Тут у меня зазвонил телефон. Я был уверен, что телефон остался в куртке в гардеробе. Звонок повторился.

– Нет повести печальнее на свете…

Звонок с каждым новым разом делается длиннее и громче. Я истерично потрошу боковые карманы джинсов, олимпийки, задние карманы… Упали несколько монеток, покатились… в гробовой тишине этот звук как приговор… Сыплются монетки, скомканные купюры, бумажки с записями… Тре-е-ень. Тре-е-е-е-е-ееень! Вокруг меня расширяется пустота. Все обернулись, сверлят испепеляющими взглядами. Тре-е-е-ень!!! Где же чертов телефон?!..

– Это моя единственная реплика!.. – От неожиданности я вскинул голову. Ваня стоит прямо передо мной, перегнувшись через кресла. Зрители первых двух рядов раздвинулись.

– Да… извини… вот… – Наконец я изловил телефон, не глядя нажал сразу на все кнопки, отключил. – Извини меня…

На сцену выбежал постановщик и сам произнес эпилог.