Негаданно-нежданно, или Учебник для оперативника

Отыскав в углу самый крайний, нужный мне отсек, трясущимися руками я попыталась вставить погнутый ключ в замочную скважину. Пальцы тряслись и отказывались слушать. Камера хранения освещалась владельцами здания без угрызений совести об экономии электроэнергии, поэтому я стояла в центре комнаты ровно и прямо, лучшая мишень со всех точек. Это место наверняка и выбрали с этой целью, чтобы не выходить из сумрака в случае непредвиденной ситуации. Единственное, чего я не понимала, откуда могли вести наблюдение. Вокруг не было ни домов, ни парка, сплошные рельсы и шпала. Никакого самого захудалого вагончика. Так, полудохлый кустик, почти растерявший свои листья от стоящего зноя, просматривавшийся насквозь от света, падавшего на него из окна вокзала.

Наконец с виду хлипкий ящик, оказавшийся на деле достаточно прочным, поддался моему натиску и напору, распахнувшись и ударившись дверцей о стенку. Скорее всего, это была его привычная практика, судя по впалому характерному отпечатку в районе удара дверцы о каменную поверхность поцарапанной и снова побеленной стенки.

Ящик зиял девственной пустотой. Наверное, втайне я именно этого и ожидала, трясясь как осиновый лист при подходе к назначенному месту. Меня просто не поняли! Лешка ничего не понял! Но от следующей мысли у меня похолодело в груди. Не может быть! Меня предали?

Травмированная голова соображал слабо. Выйти без денег? Меня сразу пристрелят. Сразу. Без разговоров. У машины Лысого стояли припаркованными еще несколько хетчбэков. По слегка приопущенным стеклам я понимала, что за мной следят сразу из нескольких точек. Тонкий сарафанчик, смахивавший больше не ночную рубашку, а вернее это и была ночная рубашка, в которой меня изъяли из конспиративной квартиры, не позволяла сыграть, что у меня, например, за пазухой, может храниться спрятанными полмиллиона.

Я делала отчаянно вид, что вожусь со шкафчиком. Но долго так продолжаться не может, скорее всего, сейчас за мной придет тот же Лысый. Или Рыжий, и как хорошо обученный бультерьеры, схватят за горло с вопросом «Где деньги?».

Внезапный хлопок в тишине откуда-то с улицы прозвучал как выстрел. Затем второй. Мелкие дырочки в красной дверце рядом со мной дали понять, что стреляли из знакомого оружия. Что-то вроде пистолета Макарова. Такие же дырочки я частенько делала в мишени, получая «отлично» по огневой подготовке.

Резко присев, показалось, как что-то меня обожгло горячей волной. Дырочки усеивались тесно на дверцах, отлетали от стен. Стреляли одновременно из нескольких стволов. Разрывались собаки неподалеку, к их истеричному, охрипшему лаю присоединились псы из дальнего поселка. Перемежаясь, хлопки с псиным разноголосым лаем заглушали остальные звуки. После очередного хлопка стекло в окне раскололось, и осколки с шумом обрушились на меня, застревая в волосах, засыпаясь за шиворот, царапая лицо и руки. Крупный осколок плашмя ударил меня по затылку, попав в точности в уже имеющуюся рану, как снайпер по мишени. Что-то остро лопнуло, по лицу и шее потекло что-то теплое и густое, я резко провалилась темноту.

***

Одеяло задергалось и сползло почти на пол. Я проснулась и одной рукой потянула его обратно. Одеяло снова задергалось и рвалось к намеченной цели, откерыв ноги почти наполовину. Нехотя, все же пришлось открыть один глаз. Свет брызнул и ослепил не несколько секунд. Я повторила попытку, придерживая норовистое одеяло.

Перед приоткрытым глазом возникла взъерошенная физиономия Звонарева.

– Лешка… – еле выдавила я из себя. Голос звучал каким-то чужим и незнакомым. Так часто я не узнавала себя, когда смотрела видео со своим участием.

–Узнала. Это хорошо, – одеяло улеглось на место и больше не брыкалось. Мне снова стало тепло, я приятно задремала.

Казалось, что прошло несколько минут, когда мне почудился голос Дыма. Он звучал у меня в ушах громко и настойчиво:

– Сколько можно валяться в кровати! Сложила все дела в кучку и все, никаких движений. А дети! Это же надо так безответственно относиться к собственным детям! Лежит, отдыхает, а бедняжки страдают.

Меня удивило, что Дым мне рассказывал о детях так сердито, что я неловко сделала попытку вскочить по старой памяти и оправдаться.

– Я на море их повезу. Сейчас только встану, – перед глазами снова поплыли круги. Они медленно перевоплощались в треугольники. Кажется, на геометрии, когда мы проходили ее в школе, такие называли неправильные. Фигуры сливались и уплывали вдаль, накрывая меня темнотой. То снова появлялись, медленно переваливаясь из стороны сторону, словно красуясь передо мной. От этого вращения у меня кружилась голова, подкатывала тошнота. Такие калейдоскопы появлялись обычно в те дни, когда я слышала голоса. Они мне рассказывали о чем-то, в душе в такие минуты просыпалось необычно теплое чувство, переворачивался меховой клубочек в груди.

– Аленка! Я так рад, что ты вернулась, – я с удивлением смотрела, как влажнели глаза у Лешки. Нашего Лешки, который никогда и ничего не боялся, ни за что не переживал. Он гладил мою руку и молчал. Но так было не всегда.