Мне стало лучше. Приносили еду и теперь, кроме бесконечных капельниц, я ловко орудовала ложкой, стараясь не опрокинуть содержимое к себе в постель. Попытки встать и кушать, как обычные люди, безоговорочно пресекались медперсоналом. Но когда их не было, Лешка позволял мне обедать сидя. Даже сложно передать словами, как, оказывается, мало нужно человеку для счастья.
Сегодня выходной, основной медперсонал наслаждается заслуженным отдыхом после трудовой недели. Дежурный врач, бородатый, похожий на профессора Преображенского из романа Булгакова, с медсестричкой Леночкой в ординаторской попивали чай, а скорее всего, не только один чай, организованный моими товарищами по службе. Пятое октября – святой праздник для сыскарей, День уголовного розыска. В палате шумно и тесно. Не рассчитанная на прием гостей в таком количестве, она казалась меньше в пять раз. Народ на нехватку посадочных мест не жаловался, привыкший за годы службы подолгу сидеть в засадах на корточках и иных неудобных позах.
Прикроватная тумбочка по мановению заботливых рук превратилась в привлекательный фуршетный стол. Пластиковый стаканчик каждый держал в руках, крупно нарезанная закуска, внешне похожая словно ее порубали остро наточенной казацкой саблей, подкидывая кверху, плотными рядами расположилась около моей кровати. Но места ей не хватало, поэтому, недолго думая, Григорич расправил по-солдатски ровненько мое одеяло и расставил пластиковые тарелочки с колбаской и апельсинами мне на ноги:
– Все, лежи и не дрыгайся.
– Я-то сначала подумала, что он обо мне заботится, постельку поправляет. А он!
– Права, на все сто права. В данный момент я позаботился о колбасе. Закуска не должна страдать! – аргументы, кончено, сильны, Григорич в своем репертуаре, слов у меня не было.
Задвинув жалюзи, в палате образовалась приятная атмосфера почти домашнего уюта.
– Все, Ален, у тебя комфортно. Только жаль, курить нельзя.
– Вам бы подымить. Бросать надо. Я вот выйду из больницы, начну борьбу с курением в кабинетах, так что готовьтесь, пощады не будет.
– Ну что, коллеги, – Дым поднял свой белый стаканчик. – Друзья. Я рад, что наконец все тревоги позади и наш дружный коллектив воссоединился без потерь. Это важно и так было не всегда. Да, Будянская, ты нас здорово напугала. Не один месяц мы волновались, переживали, но теперь выпьем за твое здоровье, за здоровье всех оперов, за уголовный розыск. Как говориться у нас, сыск вечен,– последние его слова утонули в слаженном многоголосье. Поговорка у всех на устах, передавалась из поколения следующему оперскому поколению. Неожиданно из глаз потекли слезы.
–Ален, перестань, все же хорошо,– Кудря с Григоричем, присевшие по обе стороны кровати, принялись меня успокаивать, Семен гладил меня по голове, отчего слезы текли еще сильнее, словно прорвался невидимый кран.
Подскочивший, как черт из табакерки, Лешка растолкал ребят и всунул мне под нос стаканчик с сильно пахнущей жидкостью:
– На, только залпом.
Я было попыталась возразить, но Лешка не дал шанса. Одним глотком я выпила лекарство. Корвалол, что ли? Надо будет спросить.
– Вот молодец, за уголовный розыск грех не выпить.
После трех-четырех рюмок Дым остановил взгляд на Лешке и молчал, пристально уставившись на него. Звонарев заерзал:
– Что, Михалыч?
– Ты думаешь рассказывать ребятам и Алене о подробностях операции? Всем интересно, так ведь?
– Конечно, я хочу знать. Леш, колись.
– Михалыч, вы же все знаете!
– Давай, Алексей. Ты в теме с самого начала, многие подробности интереснее слушать из первых уст.
– Самое интересное – это то, как мы готовились тебя отбивать от бандитов. Твой телефон прослушивался с самого начала, причем, прослушивали несколько служб, как служба безопасности, так и мы. Во-первых, ты должна понимать, что стопроцентной уверенности, что деньги ты действительно не брала, у нас не было.
– Никому нельзя верить, прав-прав, – грустно закивала головой.
– Когда мы с Михалычем убедились, что денег нет и не было, стали дальше активно разрабатывать версию, что подставили тебя из-за денег, хотя эта версия была не единственная.
– Лешка, кстати, молодец, носился, как волк, носом землю рыл. Ведь зацепок никаких не было вовсе, – Сергей Михалыч, отправив в рот виртуозно нарезанный Григоричем сырок, – не ночевал дома неделями. Мать мне позвонила, нашла где-то телефон и спрашивает, мол, где мой сын, все ли с ним хорошо.
– Нашла же в записной книжке моего старого мобильника, – Звонарев смущенно заулыбался. – Так вот, поработали с этим старым хитрым жуликом Остроумовым. Есть у меня связи в СИЗО, поупирался вначале, потом раскололся, что на самом деле деньги перевел за границу на подставной счет фирмы. Она зарегистрирована на мать, на ее девичью фамилию. Через Интерпол установили, что и как, вся сумма на месте, там наверняка и деньги Василькова, которые Остроумов получил на развитие совместного бизнеса.