А дела-то были, и поважнее, чем ссора с Малом. На следующий день в условленный час Яр явился к старому стожару с обещанными медовыми колодами. Долго не прождал – полевой, едва его почуяв, явился во плоти и приветственно склонил голову.
– То кто ж тебя так приласкал? – посмеиваясь, спросил неживой. – Ты того – только скажи, а я уж так припугну, что впредь неповадно будет!
– Не надо, – буркнул Яр. От ссадин и синяков он мог избавиться во мгновение ока, только это сразу заметят. Хоть денёк подождать придётся. – Лучше другую мне службу сослужи.
– Службу тебе? – гневно громыхнул полевой. – Не много ли просишь, волхв?
– В самый раз, – Яр словно бы невзначай оперся ладонью о стожар и терпеливо подождал, пока нежить перестанет надувать щёки и вращать глазами. Нашёл кого пугать. – Ты приречные пашни знаешь? Те, что за рощей?
– Мне туда ходить не можно, – торопливо сообщил полевой. – За межою не моё.
– Так у тебя, наверное, знакомцы есть.
– То правда, есть.
– Вот и славно. Пусть за ночь все хлеба в снопы повяжут, ничего не попортив, – от этого уточнения полевой мигом поскучнел. Вот ведь натура: что б ни делать, только б чинить вред роду людскому! – Что в уплату хочешь? Опять загадки?
Полевой всерьёз призадумался. Играть с Яром в загадки ему не понравилось.
– Крупеничку хочу, чтоб в алое наряжена, – потребовал он наконец. – А волосы у ней чтоб золотые, как спелая пшеница. Я её посредь поля посажу – будет глаз радовать.
Яр, подумав, кивнул. Куклу из соломы связать и в красные лоскуты завернуть – дело нехитрое, а волосы… Если Зорица пойдёт с ним плясать у летних огней, то прядку на память отрезать не откажет.
– По рукам, – сказал Яр, пряча улыбку. Ладно всё выходит. В былые времена о нём сложили бы добрую сказку.
В праздничное утро всё Заречье гудело, как улей. Деревенские судачили о случившихся за ночь чудесах: во всех приречных полях разбросанные сохнуть колосья собрались в копны – хоть сейчас увози на молотьбу. Местная знахарка, слегка сумасшедшая, блажила на всю деревню, что, дескать, сам Вельгор в свой день заглянул в гости к честным пахарям, но её никто всерьёз не слушал. Все сошлись на том, что это чья-то шалость, и гадали, в чём тут каверза. А вдоль улицы прокатился серебристым звоном милый сердцу девичий голосок:
– Подруженьки, милые! Я с вами, с вами к огням пойду! Станем нынче вместе плясать!..
Огни удались на славу. Три исполинских костра могли бы гореть до рассвета даже жарким волшебным пламенем. Нынче всего было вдоволь: и дров, и снеди, и пряного питного мёда. Яр никогда прежде не задумывался, зачем праздновать с таким размахом, даже если на дворе нелёгкие времена. Наверное, иначе было бы совсем невмоготу.
Над луговиной плыла напевная мелодия, незнакомая и одновременно неуловимо похожая на замысловатую музыку чужого мира, какую под настроение любила послушать наставница. Это родство не казалось странным. И там, и здесь звуки подчинялись одним и тем же строгим законам, подспудно понятным что просвещённой волшебнице, что мальчишке с тростниковой свирелью. Вопрос ещё, кому больше, ведь Лидия Николаевна ни на чём не играла, а значит, знание её было бесплодным. Долгая дрожащая нота рассыпалась вдруг разудалой трелью, и всё мигом пришло в движение: засуетились мужики у бочонков с мёдом, сама собою стала сплетаться меж костров длинная цепь танцующих. Пляска набирала ход, закручивалась меж жарких огней, затягивала, как русалочий омут. В такт частым ударам сердца взвизгивали насмешницы-свирели. Черноглазая девушка, с которой свёл Яра танец, поглядывала на него лукаво, с надеждой. Он отпустил её ладонь, как только стихла музыка. Среди празднующих он искал одну только златовласую Зорицу.
– Здравствуй, – голос его, привыкший прятать волнение, звучал почти весело. – Спляшем?
– Здравствуй, – она изогнула в улыбке алые губки, заправила за ухо выбившийся из косы локон. – Отчего б не сплясать?
Для танца не нужно много умения. Рёв пламени и разудалый посвист дудок заглушают все прочие звуки; чужие лица вокруг смазываются, искажённые раскалённым маревом. Зорица – ловкая плясунья, ничуть не сбилась с дыхания, хоть и раскраснелась от жара. Яр без труда поспевал за нею. Пойдёт она с ним от костров?..
– Говорили, Мал тебя поколотил на днях, – Зорица смешливо сощурилась. – Правда, что ли?
– Он меня, а я его.
– Да как же? На тебе ведь ни ссадинки…
– Вот так и поколотил.
Она рассмеялась – словно зазвенел серебряный колокольчик.
– Ладно ты пляшешь, Яр-горожанин.
Настала его очередь лукаво усмехаться.
– Я не только плясать горазд.
Она вспыхнула, отвела взгляд. Не отпуская его руки, бросила куда-то в сторону быстрый взгляд, несмело посмотрела из-под ресниц.
– А что, взаправду я тебе люба?
Яр ласково ей улыбнулся.
– Взаправду.
Зорица охнула, зарделась. Взвизгнули свирели, кончая плясовую; Яр нехотя отпустил тёплые девичьи ладони. Замысловатый рисунок танца увёл Зорицу дальше вдоль пёстрой вереницы празднующих. Это ничего. Пляска кончится, наступит передышка, и он вновь легко отыщет её в пёстрой толпе…