Негасимое пламя (СИ)

– …Губа не дура, Ноготь, – прокомментировал Феликс, едва ступив в душистый полумрак круглосуточной едальни. Первой попавшейся по дороге. Его некуда больше было девать в четвёртом часу утра: везти в Управу не хватало глупости, оставлять на заброшенной стройке в стальных объятиях арматуры – равнодушия.

– Помалкивай, – спокойно попросил Верховский. В просторном зале в изобилии имелись укромные уголки, которым для полной уединённости не хватало только чар тишины; место вполне годилось, чтобы побеседовать. – Можешь взять еды, если голодный. Я заплачу.

– Ещё б ты не заплатил. Ты ж теперь добропорядочный гражданин.

Верховский ему это спустил. Феликс зубоскалил и в прошлую их встречу, но тогда он был в силе, а теперь, связанный суровой клятвой, только и мог себе позволить, что огрызаться. Оба старательно делали вид, что симметричный обет, данный Верховским, уравнивает их возможности. Разница между бывшими приятелями и впрямь была невелика: ровно в один пистолет, прикрытый полой куртки от случайного взгляда.

– Ну? – неприветливо буркнул Феликс, как только официант унёс на кухню его скромные пожелания. – Чего тебе от меня надо? Про Рябова рассказать?

– Про всё в совокупности, – уточнил Верховский. Для себя он попросил, как всегда, только крепкий кофе. Через пару часов он дополнит кофеин тонизирующей настойкой из дежурной аптечки, чтобы не уснуть за рулём. – Начни с начала. Когда и как вы с ним познакомились?

Феликс хрипло хохотнул.

– Да как… В одном подъезде жили. Такие были времена, что все всех знали с рождения и до смерти, – он испытующе покосился на Верховского и зачем-то вытянул из подставки запаянную в пластик зубочистку. – Ты не понимаешь, да? Не было такого? Не домашний ты мальчик, а, Ноготь?

– Обо мне как-нибудь потом. Дай сюда, – Верховский быстрым движением конфисковал у нелегала расчехлённую деревянную щепку, демонстративно переломил пополам и отложил на дальний край стола. – Без фокусов, пожалуйста. Сам понимаешь: работа тяжёлая, нервы ни к чёрту.

Феликс осклабился, но предупреждению внял. Покорно сложил руки на столе. Как на допросе. Он бывал на допросах…

– Права не имеешь, – не слишком уверенно буркнул пленник. Он ещё не определился, до каких пределов можно наглеть. Верховский красноречиво промолчал в ответ. – Ты, небось, не в курсе, как оно тогда было-то, да? Никаких этих статей грёбаных. Учишь человека – ну и леший с тобой, потом только не забудь привести на замеры. Вот и дед Василь меня так учил. Я, знаешь, был шибко любознательный. Способный. Чё б такого не учить?

– Действительно.

– Вот видишь, всё честно, – Феликс испытующе сощурился. – Он вообще честный был – жуть. Как только меня такого воспитал, а?

– Так ты и не сирота, чтоб тебя наставник воспитывал.

– Вот зря ты. Родители у меня – труженики образцовые, – с насмешливой гордостью заявил Феликс. – Я б тоже был, если б не ваши молодчики.

– Всё-то у тебя кто-нибудь другой виноват.

– А что, нет? Скажи давай, что надо было добровольно легавым сдаться, и всё бы как попёрло, как заколосилось, – Феликс пытливо сощурился. Его одутловатое лицо, неестественно жёлтое от тусклого рассеянного света, казалось хищным. – Ты-то что – всё сам, всё сам? Вот прям так, из-под забора – и в большие начальники?

– Не сам, – спокойно согласился Верховский. Давно прошли времена, когда подобные выпады могли его уязвить. – Ты знал, чем по работе занимается Рябов?

– Да где ж знал, – Феликс усмехнулся. – Дед Василь был мужик правильный. Сказано – не разглашать, значит, не разглашать. Я узнал-то случайно, когда его уж того… Вязать пришли.

– При тебе?

– При мне. Сидел, знаешь, на кухне, какие-то задачки поделывал – дед на них мастер был, на задачки-то… И тут н-на – вломились при полном параде. Давай вменять: запрещённые практики, нелегальное наставничество, умышленное сокрытие… Я послушал-послушал да и смотался от греха подальше.

– Пространственным прыжком?

– Само собой. Как бы я мимо ваших красавцев ножками шёл?..

…Требовательно заверещал телефон. Не отрывая взгляда от дороги, Верховский потянулся за трубкой. Он не удивился бы сейчас никакому голосу – хоть Авилова, хоть Липатова, но звонил всего лишь Старов. Младший офицер бодрился; поспать у него тоже так и не получилось. Хорошо бы отправить его домой, но отсутствующий сотрудник выглядит ещё подозрительнее, чем просто клюющий носом. Михаил добросовестно отчитался о походе к надзорщикам, робко поинтересовался состоянием напарника и доложил, что, кроме него и Чернова, в отделе пока никого нет.

– А должны бы, – вслух рассудил Верховский, сверившись со временем. Десятый час. Не к добру это. – Что там наши пострадавшие?

– Все у медиков. Тяжёлый отлёживается, остальных помыли, покормили и обследуют, – оживившись, отрапортовал Старов. Воистину, есть безотказный способ привести парня в чувство: вверить его заботам кого-нибудь страдающего. – Я к ним в обед ещё схожу. Раньше, сказали, всё равно не пустят.